409
Татьяна Бонч-Осмоловская (Сидней)

Яхта, уменьшаясь, медлительным утконосом читает зарисовку фарватера. Охочие до хлеба надоедливые рыбы скользят под зелёной волной без лишних рывков. Гнев, о богиня — остынь. Море впивается в резвый ялик, крепко прижимает солёные чистые тени к рыжим, распятым металлом уключинам. За приливом успокаивается отлив. Скоробегая яхта скрывается за линией призрачного неба, уравновешивая тишину. Ночью рыжий кораблик исчезнет с поверхности моря, затеряется между горящим небом, закрученной береговой линией и преждевременным рассветом удвоенной островом горы. Исчезай! Освободи береговые развалины от бродячих трубадуров, разбрасывающих слезоточивые стихи руками, ослабленными формальными росчерками. Испарись лживым церемониальным расставанием, коптящим доски вечного города. Кровавый архаизм ахиллесовой пяты тает, оставляя после себя раковидное, крабообразное адажио меланхолии. Жировая трясина рабочих обязанностей, ненасытная утроба хваленого благополучия рушится, когда ласточки теряют оперение, остервенело гоняя по изломанной спирали в радостном гвалте. Мелкие острозубые твари спохватываются, но напрасно — твари не рискуют фальсифицировать буриме в альбоме престолонаследника, берегущего чужие листочки чище серебряных монет — так разрастается александрийская библиотека. Разве могли рукописные агиографии утишить экспоненциальный прирост металлических денег? Торговые флотилии распространяют географические атласы и факториально перемножают тихие универсумы. Закостенелые в решении «ни копейки эллину», умиротворенные иудеи часами договариваются на солнцепёке о гуманном ценообразовании, оставляющем кудрявую Юдифь с головой жениха. Сто десять миллионов собралось в траттории, выражая радостное упоение закатом ослабленного муками монарха. Фактически, рассвет разрушил упования тысяч стихийных провокаторов на осквернение шелковичных чресл сапфировой лилии. Ленивые мечтатели гоготали, осматривая аквамариновые катакомбы, разрушенные ценителем придорожных деревень, основавшим город розовых бегемотов во время перемещения жреческих останков по радиусу лучистого эллипса. Откровения дремлющего философа послужили умножению фрактальности искусственного андрогина, собирающего танграм с артистизмом гнома-надомника. Елейное целование рук дрожащего от охлаждения старца было, вероятно, мелким озорством, только великий церемониймейстер разрушил очарование, ударив турмалиновым мечом над головами веселящихся. Каждый охотник островов Мавритании рыдает беззвучно, утратив веру в справедливое вознаграждение оружием, теперь передаваемым без оснований, только как цена золота. Артистизм молодых ассистентов каббалистов, потеющих в покрытых бриллиантами моноклями над жирными печатями, искушает тихих естествоиспытателей обнаружить истинное откровение в экстазе демократичной надежды. Разойдитесь, жалкие аукционисты! Пропорциональное ценообразование, родившее розу, упавшую на когти трусливой собаки, которая тихо зашлась от безумно жгущего факела страха, каталитически ниспровергает миазмы туманного сострадания, умерщвляя плоть эрудированных джентльменов. Всякий овощ мегаполиса, ломящегося от перепроизводства, решает закончить юродствовать, чтобы созреть и лечь шокирующей истиной трагической эвтаназии лиц вольных трупокопателей. Чистосердечная ложь, испытывая на милосердие расстроенный рассудок бумагомарателя, теперь может, если основательно дать фору утомленному липкими речами цинику, угомонить молодого шамана, сохраняющего на йоту знание мелочности унитаза Дюшана на алтаре автоматического отождествления искушенного знания главных лирических величин и частичного перечисления букв по известному варианту…


Метод

Цифрам ставятся в соответствие буквы алфавита по модулю 10, то есть каждой цифре — от 3 до 4 букв, реально — от двух, потому что на некоторые слова не начинаются: 1 — айуэ, 2 — бкфю, и т.д.

Текст — слова, начинающиеся с этих букв.

В результате получается некоторая пропорция между произвольностью и заданностью, и текст появляется на пересечении бессознательного письма и письма по жестким ограничениям.