Кронос-квартет
(короткая пьеса)

Действующие лица:

Алексей Павлович — москвич
Любовь Андреевна — его жена
Дэвид Харрингтон — первая скрипка «Кронос-квартета»
Джоан Жанрено — виолончель «Кронос-квартета»


Любовь Андреевна.  Леша, не греми так посудой. У меня голова вдребезги. Суббота, а ты гремишь

Алексей Павлович.  Хорошо, хорошо.

Дэвид Харрингтон.  Ошшо-душжи-ушжи-и…

Любовь Андреевна.  Вечно от тебя шум.

Алексей Павлович.  (Слегка раздраженно) И какой, скажите, от меня шум?

Джоан Жанрено.  Шум! Шум! Он обступает нас, мы в океане шума — или тишины, что одно и то же!

Любовь Андреевна.  Да вечно ты шаркаешь ногами, как рота пенсионеров. А когда читаешь свои газеты, барабанишь пальцами, бубнишь под нос. А машина?..

Джоан Жанрено.  Мир — это огромная музыкальная машина, наподобие музыкального автомата в баре. В ней время цепляет свои шестеренки.

Дэвид Харрингтон.  Вре-вмре-вбре. И-и-и-и, ю-у-и-и-и-и, дан-дан-дан…

Любовь Андреевна.  Сколько раз я просила тебя: почини, наконец, стиральную машину! Мало того, что она течет, но ведь грохот — у меня от него голова вдребезги каждую субботу. Вдребезги.

Дэвид Харрингтон.  Дан-дан-дан!..

Алексей Павлович.  Шаркаешь! Машина! А твои-то по телевизору — что это, не шум? Кошачий концерт на целый час. Я сказал хоть слово? Скрипки побросали и тебе и по стеклу водят, и мухами жужжат!..

Любовь Андреевна.   Да что ты, Леша! Это же музыка!..

Джоан Жанрено.  Как звучен мир и в большом, и в малом! Нет прекрасней флажолетов, чем когда мошкара бьется о вечернее стекло.

Алексей Павлович.  Музыка! Я в музыке не разбираюсь. Но понимаю: скажем, Моцарт — это музыка. Бетховен.

Дэвид Харрингтон.  Хо-о-о-ван. Тук. Тук. Тра-а-а ни-за-а-а!..

Любовь Андреевна.  Ну, что ты говоришь! Они создают звуковое пространство. Они прислушиваются к гармонии мира, к жизни. Они гении!

Алексей Павлович.  У меня тоже звуковое пространство. Если они по сцене шаркают, это гармония и ритм, а у меня — рота пенсионеров? Я дятел, а у них — пространство? Я понимаю твое пианино и всякие там мандолины — на них надо учиться играть. Но ихняя посудомойня со стаканами — музыка, а от стиральной машины — головная боль! А я говорю: хоть я шаркни или шваркни кастрюлю, хоть министр культуры — все будет одно и то же, один и тот же звук.

Дэвид Харрингтон.  Вук!

Алексей Павлович.  Поэтому если у них искусство, то и моя поганая кастрюля — тоже искусство и гармония жизни.

Любовь Андреевна.  Настоящий музыкант, художник знает, где чихнуть и как барабанить пальцами. Он выслушивает и пропускает через себя все мироздание и находит в нем мелодические нити, пространственную организацию звука, вибрацию вселенной, гармонию отзывов и рождение мира из ничего, из тишины. А нам надо соблюдать эту тишину и учиться ей…

Джоан Жанрено.  Лучше ведь и не скажешь…

Алексей Павлович.  Ладно, пошел я в твоей машине отверткой ковыряться. (Выходя) Гремит ей, понимаешь, в мировой тишине.

Джоан Жанрено.  …Вы спрашиваете, какая у нас мечта? Это покажется вам странным, но мы знаем о некоем Алексее Павловиче из Москвы. Не спрашивайте, от кого мы слышали о нем. Найти его нет никакой возможности. Мы делали запрос, но нам сказали, что очень распространенное имя. А что мы можем поделать? Вот мы сейчас в Москве с гастролями, а как его отыщешь: на вашем прекрасном языке мы не говорим, Москва — гигантский город… Так вот, об Алексее Павловиче. Музыка, она вокруг нас, во всем. Все звучит одинаково прекрасно и совершенно, но некоторые звуки раскрывают нам больше, чем другие. Может быть, по причине, неизвестной человеку, они ближе к каким-то первоначалам — не знаю. И вот, дома у Алексея Павловича есть стиральная машина, ритм которой, как нам открылось, как раз ближе всего к истокам времени и истины. Божественный ритм. В таких вещах есть некий резонанс, самоиндукция: чем больше они изнашиваются, чем ближе подходят к своему разрушению и смерти, тем более зрелым, полным и совершенным оказывается их звучание… Но не судьба, не найти нам его, и мы выбираем трудную дорогу, завещанную еще Бахом: настороженность души и труд, труд, труд. Если нам не дано услышать совершенный звук, то дай нам Бог хотя бы приблизиться к нему, насколько возможно.

Дэвид Харрингтон.  Взж-зжжжж-иииии!.. Плик-плик-плик.

Июнь 2002