«Мандры» — по-украински странствия.
О чём идёт речь в этой истории,
Кузьмич говорит, всё объясняется по-другому,
просто мне не дано различать
тайных пружин бытия
а тем более биотопа.
Беда в том, что у нас в Крыму
никогда не водилась Несси,
ни Кецалькоатль, ни Мокеле-м’бембе
(мы и вправду на краю Ойкумены) —
не считая плешивой плезиозаврихи,
уродины по кличке Лох-Керчь,
её наблюдали знакомые рокеры
во время сейшена на Тузле.
БЫЛИ У НЕЁ ЖАБРЫ? ТЕМЕННОЙ ГРЕБЕНЬ?
ОНИ ВСЁ НИКАК НЕ ВСПОМНЯТ: ДУРЬ
РЕДКО ИДЁТ НА ПОЛЬЗУ ЕСТЕСТВОЗНАНИЮ.
НО ЭТО ЕЩЁ НЕ ВСЁ.
Хуже всего, что на полуострове
испокон глубины веков
не было голубых.
По меньшей мере, со времён Эллады.
Даже море мы называем не Синим
а Чёрным.
Но эпоха эпохе рознь;
а Перестройка есть Перестройка.
Демократия, как известно, без них извращается.
Получилось не сразу,
но уже в середине девяностых
все понтийские СМИ
освещали помпезно пришествие
в элитном роддоме в Симфи
(ну конечно, столичная штучка!)
первого нашего собственного,
как мы произносили поначалу —
гейца.
Свечение благостное надо лбом,
взгляд обречённый овечки Долли,
лёгкий акцент и четырёхпалая,
как показалось в волнении интервьюерам,
ладошка.
Циничные имперские политтехнологи
запустили в обиход словечко «ПИУ» —
Первый Итог Украинизации,
но я-то, историк, отлично знаю,
что в Северном Прикрымье тоже
подобного феномена не встречалось
с целомудренной эпохи Триполья,
а может, с самого Плейстоцена.
Теперь у нас всё о’кей.
Но педерастия, повторяю,
в нашей истории не при чём,
всё случилось задолго до прорыва.
Мой керченский друг Андрей Кузьмич N-цев, биолог,
совершал поездки вдоль всея Тавриды,
собирая для фармацевтов яды
зверей позвоночных и без.
И вот
засушливым летом перед первым путчем
в скальном массиве Чуфут-Кале
иссякли клыки щитомордников,
а в разграбленных гробницах Юз-Обы —
фаланг хелицеры.
Короче, коллега испытывал траблы с финансами.
Мы с женой, если честно, тоже.
Но Одиссей хитропопый
сумел-таки
отправить в путешествие нас.
ПОЗЖЕ Я СЛУПЛЮ С НЕГО ДЕНЬГИ ЗА ПЛАЦКАРТУ
ДО ЯРЕМЧИ, В ОДИН КОНЕЦ;
НО ЭТО НАМНОГО ПОЗЖЕ.
Он вычитал, что в горах Карпатских
со времён Эллады, а то и самого Мезозоя
сохранились огненные саламандры,
брызгающие в глаза обидчику струйкой яда
из железы,
расположенной на затылке.
Следовало,
зверушек не обижая,
выдавливать бесценный секрет
из загривка в пробирку,
возвращая каждого донора
аккуратно в его биотоп.
Когда через год он прочтёт,
что на островах Новой Зеландии
начинается нашествие невиданное диких ос,
и направить попытается нас за осиным токсином,
я торжественно пошлю его нахрен,
хотя, как известно,
слежу за своим языком.
Но в завязке сюжета
мы ещё не настолько серьёзно
разбирались в этих проблемах.
В усиление экспедиционного корпуса
(всё ж таки — горные кряжи;
бандеровцы легендарные;
опять же, ядовитые земноводные)
нам был придан третий компаньон —
сосед Кузьмича по предместью,
юноша упитанный со взором тёплым
по имени Ярик.
ТО ЕСТЬ, ОН НЕ БЫЛ ТОЛСТЫМ,
НО ОКСАНЕ ПОЧЕМУ-ТО ПОЧУДИЛОСЬ,
ЧТО ПРОПОРЦИЯ НИЖНЕГО ТАЗА К ВЕРХНЕМУ
ДОРАСТАЛА ДО ЕДИНИЦЫ.
Ещё в купе к неведомому Закарпатью
(туда, где гуцулы фольклорные
к утру после застолья у егеря
очарованные дизайном унесут
мой вогнанный в пень альпинистский топорик)
он, поколебавшись недолго,
выложил нам главную тайну.
Всё дело было в прабабушке.
Кто оставляет в наследство
дар колдовской,
а её всю жизнь донимала
боязнь изнасилования.
(Я удержался сострить, не носила ли она
милицейский свисток, как в стишке Вознесенского —
даже слушать рассказ его было неловко.)
И вот недавно, от ишемии,
векового накануне юбилея
она отправилась в лучший мир
так и не изнасилованной,
сдав тем самым несчастному правнуку
томительную эстафету.
Каждодневной тревогой
омрачилась безмятежная юность.
Его на пятый день комиссовали из армии
по психологической непригодности,
так он боялся изнасилования.
Он затруднялся выйти работать на тарный завод
или в гараж, или на стройку,
там были мужские коллективы,
а он так не хотел изнасилования.
Он стрелять учился из арбалета
и мускулы качал самодельной штангой
а в тире как минимум девять из десяти
выбивал, девять из
десяти.
Да ты крутой мужик,
чувак! — хлопнули мы его по плечу:
я по левому
плечу, Оксана по правому.
Он взгляд отвёл, как безнадёжный Десперадо.
Вышеназванные амфибии,
по наивным моим представлениям,
должны бы обитать у нас в Крыму,
от солнца прячась в катакомбах
под руинами Пантикапея.
Но нет, лишь на Центральную Европу,
на Северную Африку и на Азию Малую
уронил их единственную пару
рассеянный Ной
с корабля из эбенового дерева
Гфер.
И мы искали, искали по описанию
жирных ящерок антрацитово-чёрных
с апельсиновыми, как будущие небеса республики,
пятнышками на шее и спине.
А встречали бледных личинок с жабрами,
аксолотлей в холодных лесных озёрах,
а взрослых прекрасных и опасных тварей
увидеть было не суждено.
Потому что, объяснили важно мальчишки,
за месяц до нас тут проехали киевские,
настоящие учёные герпетологи,
и платили по пятьдесят пять копеек за
принесённую половозрелую особь.
И теперь саламандры карпатские
в душных подвалах на Бессарабке
давятся сушёными как вискас дафниями
и сдают ежедневно в доилку
по двенадцать миллиграммов яда.
Саламандры — ещё куда ни шло,
а вот по ночам, когда мы с Оксаной
в одноместной нашей палаточке
старались вести себя как можно тише,
над джунглями русинскими и лемковскими раздавался
душераздирающий крик
молодого динозавра.
Потом треск зарослей,
и всё стихало до рассвета.
А утром Ярослав выползал из своего вигвама
уже когда завтрак дымился на костре.
Руки его слегка дрожали
и зверским был аппетит.
Саламандра, по сути своей земноводной —
вполне себе лягушка с хвостом.
Она сидит на Говерле под столетней смерекой
и ждёт любимого, и посылает
крошечные отравленные стрелы
в очи тем, кто на королевича не похож.
И с тех пор мне снятся иногда в начале лета
по-пластунски ползущие «Жизнью животных»
огненные-огненные саламандры
кисти иллюстратора Кондакова.
Кузьмич меня старше лет всего на семь,
но любит казаться мудрым как змий.
Начитавшись Фрейда, он стал невыносим,
а Юнга — слегка заткнулся.
Работа с зоотоксинами делает нас
внимательными ко всему человеческому.
И наглядным пособием стало для кое-кого
трудное взросление Ярослава.
Опуская столь многое, вернусь к эпизоду,
описанному мне по горячим следам
тоном австралийской ехидны…
«ПАПА, ТАМ КТО-ТО ХОДИТ!!» — ЗАПЛАКАЛ ПЕРЕД СНОМ СЫНИШКА.
КУЗЬМИЧ, ВЗЯВ МАЧЕТЕ, ВЫСКОЛЬЗНУЛ В САД, ОРИЕНТИРУЯСЬ НА ТРЕСК ЖИВОЙ ИЗГОРОДИ.
НО ВМЕСТО РЫЧАНЬЯ ПЕДОФИЛА-МАНЬЯКА ПОСЛЫШАЛОСЬ ВДРУГ
МОЛОДОГО СОСЕДА МЫЧАНИЕ.
«АНДРЕЙ КУЗЬМИЧ, Я ВАС БОЮ-У-УСЬ…»
Ноу, как говорится, комментс!
Матушка у парня практикующий экстрасенс.
Когда N-цев перед стартом экспедиции
затащил нас к соседям знакомиться,
она захотела меня посмотреть, разумеется бесплатно.
«Вы слишком жадны к окружающему миру», —
диагностировала задумчиво,
завершив долгие-долгие пассы.
Косвенно я понял её так,
что больше бы думать о Микрокосме,
только мне тоже очень понравилось
обмениваться с ней биотоками;
но Оксана торопила собираться в поход.
Впрочем, и Ярик не так уж прост,
и характер не только в прабабушку.
Раз в три года встречая в маршрутке,
я узнавал у него, чем отличается
Виндсёрфинг Реальности, например,
от Дианетики Кармы.
От Ярослава
я услышал впервые выражение:
Тран,
Цен,
Ден-Тальная Медитация.
А в один прекрасный день
его наконец изнасиловали.
Оплодотворённый,
он основал частную компанию
по охране предприятий — «Лаокоон»,
с правом применения огнестрелки,
умиротворился как ангел
и стал понемногу строить
собственный скромный коттедж
подальше от мамы экстрасенсорной.
А Андрей наш Кузьмич, настрадавшись
от укусов балаклавских скорпионов
и визитов налоговой полиции
себе всё не мог воздвигнуть
никакого коттеджа,
чужие успехи себе и гостям
объясняя сомнительным тем аргументом,
что якобы Ярик вступил учредителем в Общество геев,
а может, в богатую секту скопцов.
НО КОГДА Я ЗАВОЖУ РАЗГОВОРЫ
ПРО ВЫЖИВШИХ ВОЗМОЖНО
В НАШИХ МЕСТАХ С МЕЗОЗОЙСКОЙ ЭРЫ
МЕЛКИХ ИЛИ СРЕДНИХ ДИНОЗАВРОВ
ОН ДЕМОНСТРАТИВНО ЗЕВАЕТ
КАК БУДТО НЕ ВРУБАЕТСЯ
О ЧЁМ ИДЁТ РЕЧЬ