А какова армия в Австралии? Бывшему харьковчанину, а ныне жителю Мельбурна, Эллану Пасике удалось встретиться и побеседовать с бывшим австралийским солдатом, русским по происхождению.
Вы никогда не задумывались: чем отличается австралийская уличная толпа (например, в Сиднее или Мельбурне) от уличной толпы в городах отечества, где мы когда-то жили? Прежде всего, полным отсутствием людей в военной форме. За исключением полицейских, конечно. Но тех трудно спутать с военными. Можно подумать, военных в Австралии вовсе нет. При всей открытости австралийского общества, армия от нас закрыта. Но совсем не по причине секретности. Военные для Австралии — профессия редкая, можно даже сказать, экзотическая. В своём окружении я не смог найти ни одного человека, чьи дети или родственники, просто знакомые и даже знакомые знакомых служили бы в австралийских вооружённых силах. Ни одного.
Нельзя сказать, что армия в Австралии обделена вниманием. Но о ней и австралийцы знают немногое. Мои сверстники, довоенные мальчишки, разбуди их ночью, перечислили бы всех советских военных маршалов. Их портреты висели на стенах. Редкий фильм обходился без подтянутых молодцеватых красных командиров, будь они и сугубо штатскими…
Спросите австралийца, кто министр обороны страны? Дай Бог, если знает один из десяти. А начальник генерального штаба вооружённых сил? Скорее всего, ответят: понятия не имею. Другое дело, если пресса и оппозиция поднимет скандал вокруг кого-то из них. В австралийском обществе полагают, что военные, конечно, должны хорошо обеспечиваться. Но не худо бы, чтобы они дешевле обходились налогоплательщикам…
У поэта Степана Щипачёва есть строчки: «Снимаю звёздочку с фуражки, но воином останусь навсегда.» И в какой-то мере это относится к большинству мужчин из бывшего СССР. Даже те из нас, кому не довелось быть призванным в армию или на флот, сталкивались с армейскими порядками на уроках по военному делу в школе, в техникумах, в институтах. Студенты проходили военные сборы, а после вуза всевозможные курсы переподготовки офицерского состава. Кто-то из родственников или из знакомых оказывался кадровым офицером или сверхсрочником. Сокурсники и друзья частенько налаживали оборудование на многочисленных военных полигонах советской империи и близко наблюдали быт и порядки в войсках. Ну, а о тех, кто служил «за компот», то есть на действительной срочной службе, и говорить нечего…
Всё это я пишу, чтобы напомнить, как тесно советское общество было связано с армией.
И вот, наконец, я встретил русского парня, который служил в австралийской армии. Да ещё и на Тиморе, и в Ираке. Неудивительно, что мне захотелось познакомиться и расспросить его. А когда послушал солдатскую историю, захотелось поведать её другим. Поделюсь тем, что Иван Козак (фамилия Ивана изменена по просьбе его отца) рассказал мне.
Мне было 11 лет, когда в 1993 году мои родители и я по свободной иммиграции перебрались из Киева в Мельбурн. В 2000 году я закончил Маклеон Колледж и набрал 85.05 баллов. Этого оказалось недостаточно, чтобы поступить в университет Латроб по специальности психология, которая меня очень привлекала. Естественно, я стал подумывать, чем заняться, чтобы потом, не спеша, выбрать направление в жизни. Меня интересовала Вторая мировая война. Ещё живя на Украине, мы с отцом пересмотрели множество фильмов о той войне. А в Австралии я прочёл немало книг на эту тему. Старался не пропускать американские, английские и австралийские военные фильмы.
Вы спрашиваете, не был ли я в школе кадетом? Нет, не был. Вообще, группы кадетов есть, как я слышал. Но только в частных школах. Правда, в кадеты можно поступить и вне школы, но меня туда почему-то не тянуло…
Как-то я бродил в Мельбурне по Сити. И попал на Дефенс Плаза, где находится пункт призыва новых рекрутов. Мимо него трудно пройти. Группки солдат, которые курят и разговаривают, невольно притягивают внимание. А ещё сосредоточенные молодые люди — они читают объявления о наборах и громко обсуждают различные варианты службы в армии. Да, трудно пройти мимо — особенно, если у самого в голове крутится мысль о службе. Так я вошёл в здание, где находился призывной пункт, и попал на вечер информации. Там же меня зарегистрировали, и через неделю я получил письмо с приглашением на первое интервью. Оно состоялось в самом начале 2001 года — со мною беседовали сержанты, которые спрашивали, почему я хочу идти в армию и что я о ней знаю. Эти же сержанты рассказали мне кое-что о службе, о различных подразделениях армии и военно-воздушных сил. В следующие разы я прошёл медицинскую комиссию, где знакомятся также с медицинской картой каждого будущего солдата. Затем я попал к психиатру, который долго со мною беседовал. Он задавал самые неожиданные вопросы… Например, возникало ли у меня желание спрыгнуть, когда я находился на краю крыши высокого здания… «Возникало», — ответил я, — «но только с парашютом…».
После этого меня направили в Виктория Баракс, где нужно было сдать экзамен по физической подготовке. Самой сложной частью его был «большой экзамен» (big test) — бег в помещении типа баскетбольного зала, бег, который постепенно ускорялся по темпу. Затем мне объявили, что через неделю я должен принять присягу… Специального экзамена по проверке умственной подготовки не было. Для армии достаточно 10-ти классов школы, умения написать свою фамилию и знания простейших арифметических действий… Эти знания и проверили.
25 января 2001 года, через три недели после первого интервью, я на том же призывном пункте, находясь в строю, принял присягу на верность Богу и стране и стал солдатом Сил Обороны Австралии.
Ненадолго прерву Ивана. Силы обороны Австралии (СОА), а именно так переводится официальное название австралийских вооружённых сил, Australian Defence Forces, стали формироваться с рождением Австралийской Федерации в 1901 году. Базой для них послужили малочисленные разрозненные военные формирования австралийских колоний. Первой войной, в которой они формально приняли участие, была Англо-Бурская кампания (1899-1902гг). Но фактически Австралийские вооружённые силы родились в боях Первой Мировой войны. И тогда же австралийцы впервые почувствовали себя единой нацией.
В конце 2005 года СОА насчитывали 50 тысяч военнослужащих «под ружьём» и 25 тысяч резервистов. По конституции их главнокомандующим является генерал-губернатор Федерации.
Министр обороны ответственен перед парламентом за Департамент Обороны. Оперативное руководство всех родов войск выполняет начальник Генерального штаба СОА. Именно он осуществляет контроль за деятельностью начальников генеральных штабов родов войск: флота, армии и авиации.
В день принятия присяги, — продолжает Иван Козак, — нам выдали сумки с необходимым снаряжением и тут же отправили автобусами на армейскую базу Капука вблизи города Вога-Вога в Новом Южном Уэльсе. Как только мы вышли из автобусов, сразу услышали грубые резкие команды сержантов… Вы не видели фильм американского режиссёра Стенли Кубрика «Full Metal Jacket» о вьетнамской войне? Жаль… Вы бы сразу поняли, что это такое… Эти сержанты сразу хотели дать понять, что нас будут готовить к войне. А война в белых перчатках не делается…
Задача первых дней — сломать и перестроить вчерашних школьников. Правильно ли это? А я не знаю… Я над этим пока по-настоящему не думал. Мне пока некогда рефлексировать. Может, лет через двадцать…
В течение первых шести недель с нами занимались строевой подготовкой. С шести утра до десяти вечера нас учили маршировать, отдавать честь, учили пользоваться разным оружием, навигационными приборами, радиопередатчиками. Каждый день физкультура. Иногда два раза в день. Марш-броски были, но всего два раза — на 2500 и 5000 метров. Это ведь обычный «бэйсик трэйнинг» для всех новых солдат. Кстати, для поваров и санитаров — тоже. Капука — это общевойсковая школа. Для всех родов войск и всех профессий. Мы жили в трёхэтажных казармах, где на каждом этаже располагалось по взводу. В каждой комнате по пять человек. Там стояли три кровати отдельно и одна двухэтажная. Нет, силу не применяли… Второй этаж доставался тому, кто пришёл последним. В первый день мы так были оглушены всем, что желания «выяснять отношения», вообще, не имели.
Было ли мне труднее, чем солдатам-ози (ози — самонаименование астралийцев, от aus (оз), Австралия — страна Оз?)? Нет, скорее, было легче. Меня отец приучил к дисциплине. Да, действительно, мне было легче, чем большинству… На том же этаже жили женщины — у них была отдельная комната… У женщин помещение свободнее, их во взводе было всего две-три. И вечером в душе им тоже комфортнее. Нам на всех, то есть, на 40 человек, давали 15 минут, а им на двоих — те же пятнадцать… Нет, амуры категорически воспрещены. Если обнаружится, то оба получают немедленно по 28 дней гауптвахты… А по контракту время, проведенное на гауптвахте, не засчитывается. В Капуке женщины занимались той же подготовкой, что и мы, только стандарты нагрузок для них чуть ниже. Потом они уже служат отдельно от строевых частей. Они работают механиками, водителями, почтальонами. Но там, где я служил позже, в строевых частях, их не было…
Ели повзводно в общей столовой. Каждый взвод — в своё время. На еду отводилось полчаса, и этого времени на обед не хватало. Да нет, мы успевали всё съесть, но в спешке… Еда была хорошая. Только завтрак — всегда одинаковый. А обед и ужин — разные. На ужин — обязательно кусок торта или мороженое. И фрукты были.
В соответствии с контрактом, после шестинедельного базового обучения меня, как пехотинца, направили на десять недель на базу начального профессионального обучения в Синглтаун. Это городок в 120-ти км северовосточнее Ньюкасла. Там учили тому же, что и в Капуке, но ещё серьёзнее и ещё интенсивнее. Например, каждую пятницу мы совершали марш-бросок, постепенно увеличивая расстояние, от 8-ми до 24-х км. Нас обучали тактике боя: как окапываться, как вести бой в различных условиях. Много времени проводили на занятиях в лесу. Спали очень мало и сильно уставали. И здесь мы жили в трёхэтажных казармах. Но очень большие комнаты обычно разделялись на незапираемые комнатки-боксы — с перегородками, не доходившими до потолка. На каждого — свой бокс.
В конце десятой недели нам предложили выбрать батальон для прохождения службы. Предоставили остановиться на одном из шести: 1-й и 2-й — в Таунсвилле, на севере Квинсленда, 3-й батальон воздушно-десантных войск — в Сиднее, 5-й и 7-й механизированные батальоны — в Дарвине, и шестой батальон — в Брисбене. Есть ещё один пехотный батальон, 4-й, командос, для которого необходимо было пройти специальное очень трудное обучение. В списке своих предпочтений я поставил первым воздушно-десантный батальон и дал согласие учиться прыгать с парашютом.
Так я оказался в 4-й стрелковой роте воздушно-десантного батальона. Кроме четырёх стрелковых рот в батальоне была ещё рота огневой поддержки и административная рота — всего шестьсот человек. Через несколько дней всем батальоном мы вылетели в Восточный Тимор.
Снова прерву Ивана. В течение четырёх столетий Восточным Тимором владели португальцы. Остальная часть острова до 1945 года принадлежала Голландии, а после Второй мировой войны — независимой Индонезии. Восточный Тимор перестал быть колонией только тридцать лет спустя — после падения в Португалии режима Салазара. В 1975 году Восточный Тимор провозгласил свою независимость. Но Индонезийские острова, в том числе и Тимор, в постколониальный период оказались неоднородными. Помимо политического разделения, они разошлись и по религиозному признаку. В колониальную пору католические государства Испания и Португалия с помощью меча и пряника насаждали в покорённых землях католицизм. Оттого в Восточном Тиморе жители, большей частью, исповедовали католическую веру. А протестанты-голландцы, будучи более либеральными, миссионерством не занимались — там под влиянием морских торговцев-арабов население пошло по стопам Магомеда. За недальновидность голландцев и нежелание раздавать пряники теперь расплачивается весь цивилизованный христианский мир. Индонезия является самым крупным исламским государством, пытающимся играть роль агрессивной сверхдержавы в Юго-Восточной Азии.
Сразу же после провозглашения независимости в Восточный Тимор вторглись индонезийские войска. Они устроили кровавую баню неверным. Под давлением Запада в 1999 году Индонезия согласилась на референдум в Восточном Тиморе. Около 80% его населения высказалось за независимость. Однако Индонезия по-прежнему мутила там воду. В стране, где ещё не сформировались государственные структуры, хозяйничали вооружённые банды. Тогда в Восточный Тимор вошли войска ООН. В их составе были, в основном, австралийцы. Вот с такой миротворческой целью летом 2001 года 4-й, воздушно-десантный, батальон армии СОА высадился на острове Тимор. А с ним и солдат Иван Козак.
Наша главная задача в этой стране заключалась в воздействии на ситуацию своим присутствием, — продолжает Иван Козак. — Население должно было знать, что здесь находятся австралийские патрули, которые не допустят самоуправства. Мы патрулировали всю границу с Западным Тимором, то есть с Индонезией. Одновременно в наши обязанности входило разгонять нелегальные базары — а они, как грибы, в великом множестве вырастали вдоль границы. Как мы это делали? Очень просто. Продавцы и покупатели разбегались, едва увидев нас вдалеке. Местные жители ведь знали о зверском обращении с ними индонезийцев. Поэтому, по привычке, боялись и нас. Хотя мы и в мыслях не держали ничего плохого по отношению к ним…
На патрульной базе мы брали на пять-шесть дней продовольствие, палатки, оружие и прочёсывали леса и горы. Потом заходили в попутные сёла и представлялись местному старосте. И опять уходили в лес. Спали в лесу. Там же грели еду на сухом спирте. Мой отец хранит список продуктов, которые нам выдавались. Этот список — целая «простыня»! И чего там только не было. И как всё продумано!..
Затем мы возвращались на патрульную базу, где два дня отдыхали, чтобы потом опять уйти на пять-шесть дней. Патрульные базы хорошо оборудованы. На каждую роту в сто человек — своя база. Комнаты с раскладушками на 9 человек, но душевые и туалеты — общие. Спортивный зал. Столовая, ларёк, где можно купить всякую мелочь. На роту полагалось два повара, которые готовили вкусную еду.
Так прошли в Восточном Тиморе полгода. Мы устали. Это тяжёлое дело — лазить по горам и всё тащить на себе. Иногда приходилось ночевать в сёлах. Что они собой представляют? Вдоль дороги, по обе стороны от неё, стоят хижины, сооружённые из жести, фанеры, бамбука и всякого строительного хлама. Без света, водопровода и, конечно, без радио и телевизора. Жители кормятся от своих ферм и рыболовством, если живут близко к морю. Представьте себе нищее селение недалеко от границы. Ясный день. Вечереет. Когда стоишь на рубеже двух земель, то видишь там, на индонезийской стороне, свет в домах и транспорт на улицах. А здесь, на восточно-тиморской стороне, — полный мрак. Индонезийцы уничтожили в этой, и без того бедной стране, всю инфраструктуру, даже телефонные и электрические столбы. Теперь, наверное, стало лучше. Когда мы там служили, своей власти у восточных тиморцев ещё не было.
Перебью, чтобы уточнить. По данным интернет-энциклопедии «Википедия», в 1975 году население Восточного Тимора насчитывало 600 тысяч человек. 24 года страна боролась за независимость от нового захватчика — Индонезии. За это время индонезийские войска и специальная милиция, воевавшая с борцами за свободу, уничтожили от 100 до 250 тысяч местных жителей. 70% инфраструктуры страны оказалось разрушенной.
Говорили ли нам о военной тайне? — продолжает Иван Козак. — Да. Перед вылетом на Тимор и в Ирак мы подписали бумагу, в которой предупреждалось, что следует соблюдать секретность, если мы знакомимся с документами, на которых стоит гриф секретности. Нас известили, что могут быть и устные уведомления о секретности. Однако, никаких «серых» моментов, когда нужно было гадать, тайна это или нет, не случалось. Если не предупредили о секретности, значит, никакой тайны. Как правило, к секретной относилась только оперативная информация. Что касается всяких опасных ситуаций у нас на Тиморе, то таких не помню. Кроме одной — опасности заболеть малярией. Нам давали антималярийные таблетки, но один парень в батальоне подхватил эту болезнь. Это был мой друг.
Через полгода службы мы вернулись с Тимора в Сидней, чтобы отдохнуть. Теперь каждому солдату дали отдельную комнатку. Там стояли кровать, стол, стул, кресло, шкаф и телевизор. Даже разрешалось подключить к телефонной линии компьютер. Правда, душ и туалет — общие. Но их было много. Я приобрёл компьютер, но включал его через мобайл. Вы спрашиваете, не дорого ли?.. Мне денег хватало. Сколько получал? Ой, не скажу точно — не помню. Но, кажется, порядка полутора тысяч в две недели. Так платили, когда мы находились в Сиднее, уже на своей базе. А до этого, в Синглтауне, на базе начального профессионального обучения, — по-моему, долларов пятьсот в две недели. Я не очень хорошо помню, ибо пошёл в армию не из-за денег. Кто идёт из-за денег, старается стать сержантом. Сержанты хорошо обеспечены. Но нужно специально учиться. Или отслужить двенадцть лет солдатом. И условия жизни у сержантов много лучше… На Тиморе солдатам тоже неплохо платили: 8-8,5 тысяч долларов в месяц. Без налогов. Жалованье шло от ООН. Но не прямо нам, а австралийскому правительству. А оно уже нам отстёгивало. А в Ираке зарабатывали ещё больше — около 12 тысяч в месяц.
Через какое-то время я получил девять недель отпуска, который провёл с родителями. Когда возвратился из отпуска, выяснилось, что уже год отслужил в батальоне. Теперь я имел право жить вне расположения части. И мы с другом поселились в Сиднее, в новом доме — на полпути от Сити до нашей части. Экспрессом мы добирались до места службы за пятнадцать минут. Основную часть времени проводили в лесу. Нам надлежало являться в лес за полчаса до рассвета. Каждый день мы получали сценарий наших боевых действий: когда и где патрулировать, когда окапываться, когда ставить засады. С наступлением темноты, как и в боевой обстановке, не разрешалось зажигать свет. В темное время или спали, или стояли в карауле. Курить запрещалось. Нет, я не курю, но треть солдат курила. А как насчёт выпивки? Пьют все, но никогда во время службы. Употреблять спиртное разрешалось в четверг и в пятницу вечером, и в выходные дни. Нет, сильно никто не пил. На Тиморе и в Ираке пить вообще запрещалось — в любое время. И случаев нарушения не припомню. Ведь за это очень строго карали. А если уволят из армии за «бесчестие», то путь к любой государственной службе — напрочь закрыт. Даже в местные органы власти…
Когда находились в казарме, а не в лесу, то ночевали каждый день дома. Но на службу являлись в 7.30. День начинали с полуторачасовых интенсивных занятий спортом. После завтрака изучали оружие и снаряжение. Или шли на полигон тренироваться в стрельбе. После обеда обычно проводились лёгкие спортивные занятия — например, плавание в бассейне. Потом опять какой-нибудь урок. А в четыре часа дня уходили домой. Теперь казарменная жизнь была намного вольготнее, чем в самом начале. На обед давался час, а вечером — и говорить нечего. Питание было прекрасное, и на базе был магазин типа молочного бара.
Зато в лесу было нелегко. Мы тренировались в лесах во многих местах Восточного побережья Австралии. В том числе и на севере Квинсленда — в джунглях, где вьетнамские ветераны давали нам навыки ведения войны в тропических лесах. Нас учили вести бой и в городских условиях.
Наконец, в специальной школе я прошёл двухнедельный курс — научился прыгать с парашютом. Поэтому позже и принял участие в парашютных прыжках во время больших манёвров американских и австралийских войск, которые состоялись в Квинсленде. Правда, за всё время мне удалось сделать только семь прыжков. Прыгать помешала служба на Тиморе, а потом в Ираке.
В 2003 году наша рота стала победителем в соревнованиях по боевой подготовке. А наш взвод показал себя лучшим среди всех взводов. Нам объявили, что мы, как победители, награждены отправкой в Ирак, и скоро взвод начнут готовить к этому. Можно ли было отказаться от такой награды? Теоретически можно. Нам сказали: если кто-то не хочет отправляться в Ирак, может не ехать. А практически… Ну, как бросить взвод, своих товарищей?.. И потом весь оставшийся в армии срок заниматься ерундой — заполнять бумажки. Умрёшь со скуки… И я вовсе не был против!
Началась усиленная целевая подготовка — акцент делался на бои в условиях города. Как и перед отправкой на Тимор. Только ещё более интенсивная. Нас основательно знакомили с историей страны, с её географией, традициями, с планом Багдада. Специально пригласили муллу, который рассказал нам об исламе и об обычаях мусульман. Офицеры высокого ранга рассказывали, как нужно вести себя с местным населением, чтобы завоевать его расположение. А специальный преподаватель целую неделю обучал нас арабским приветствиям и другим обиходным словам.
Мы прослушали несколько лекций о ситуации в Ираке, о расположении союзных войск, об особенностях поведения представителей войск различных стран. С нами провели противохимическую и радиационную подготовку. Мы учились реагировать на слезоточивый газ — нам давали навыки и тренировали, как выдерживать газовую атаку без противогаза в течение десяти-пятнадцати секунд. Такие учения и раньше проводили. Но теперь они стали более серьёзными.
В начале 2004 года наш взвод вылетел в Ирак. Багдад не производил впечатления разрушенного города. Попадались снесённые здания и мосты. Но в целом, если не очень присматриваться, иракская столица выглядела достаточно мирно. Разве что американские патрули на перекрёстках и бронетранспортёры на улицах. И огромное количество разной военизированной охраны. Перед отелями и правительственными зданиями — бетонные заграждения.
Мы расположились недалеко от того разрушенного дворца, где погибли сыновья Хуссейна. Не думаю, что жизнь австралийских солдат подвергалась какой-либо опасности. В нашу задачу входило охранять посольства и послов, обеспечивать их нормальную деятельность. И ещё мы патрулировали свой район. Иракцы относились к нам очень дружественно. Как только узнавали, что перед ними не американцы, а австралийцы, начинали хлопать по плечу, смеяться, задавать вопросы. Да, с нами постоянно ходил переводчик — он был из наших, из австралийцев. Будучи по происхождению греком, хорошо знал арабский. Мы старались помогать местному населению. Закупали для них хлеб и другие продукты. Приносили тетрадки и ручки в детсады. Помогали восстановить разрушенное. Район, где мы стояли, в значительной мере христианский. У американцев было намного опаснее. Багдадцы очень не любили их. И американцы тщательно охраняли транспортные узлы, мосты. На них частенько нападали…
Я не почувствовал в словах Ивана осуждения американцев. Да и можем ли мы их осуждать?! Ведь это они стоят сейчас на самой передовой линии защиты западной цивилизации от варварства. И ещё крошечный Израиль. Ясное дело, у американцев тоже бывают «проколы». Война — штука жестокая.
Через полгода, в июле, мы вылетели в Кувейт, где какое-то время находились на американской военной базе. Космических размеров база, ничего подобного я до сих пор не видел. А какой там спортивный комплекс! Какие гимнастические залы! Огромная столовая работает круглосуточно, ешь, когда и сколько хочешь. Нет, нас тоже хорошо кормили. Но у американцев всё было с большим размахом. Там, кстати, ко мне подошёл американский сержант — он понял, что я русский, по жетону на груди — и захотел познакомиться. Он, как и мы, уже отбывал домой. Но он там прослужил восемьнадцать месяцев — гораздо больше, чем я.
По прибытии в Сидней я, как положено, за полгода, подал рапорт об увольнении. Эти полгода я почти не служил. У меня накопились «отгулы». Каждый год нам полагался отпуск 9 недель. Да ещё плюс один день за каждые десять дней, проведенных в лесу. Таких «лесных» деньков у меня набралось немало. И старый отпуск почти весь остался…
Мог ли я продолжать служить? Конечно, мог. Но надоело бегать по горам с двухпудовым рюкзаком. Чтобы стало интересно, нужно переходить куда-нибудь — например, в командос. Туда требовалась рекомендация, и я мог её получить. Но я не захотел. Захотел учиться на психолога. Поступил в университет Латроб в Мельбурне. И вот уже второй год «грызу гранит наук».
А теперь попытаюсь подвести черту под тем, что поведал Иван Козак. Думается, когда он тащил солдатскую лямку на Тиморе, хватало трудностей и опасностей вокруг. И, тем более, в Ираке. Но Иван явно старался уверить в обратном. Видимо, считает: на то они и военные, чтобы подвергаться опасности. И беречь жизнь мирных граждан.
Советским людям долго внушали, что наёмная армия — это плохо, а принудительный призыв — хорошо. Дескать, наёмники служат за деньги, и у них патриотические чувства напрочь отсутствуют. А у советских призывников — совсем другое дело. Здесь принцип, как в песне: «Прежде думай о Родине, а потом — о себе». Власти не хотели замечать, что офицерский корпус, в сущности, был наёмным. Но нанятым на рабских условиях и исповедующим рабскую идеологию.
Оказалось, наёмная армия — совсем неплохо. И не только потому, что о солдатах заботятся и хорошо им платят. Но и потому, что они способны мужественно и со знанием военного дела встать на защиту страны.