Рафаэль Левчин, Анатоль Степаненко
Коллажи сорокалетних

Вид из окна троллейбуса на толпу, текущую по бульвару.
Тролейбус движется медленно, застывает у светофора. Пересекает перекрёсток, едет дальше. Однако бульвар вдруг опустелю На тротуарах — ни души.
Навстречу троллейбусу начинают попадаться люди. Но теперь это только мужчины, причём все они похожи друг на друга. Наезды камеры на них. Они все одинбаково одеты — парадные костюмы-тройки, галстуки, перчатки, шляпы. Лица отличаются незначительно: у одного эспаньолка, у другого бакенбарды, у третьего шкиперская бородка, четвёртый гладко выбрит. Как будто разный грим на одном лице.
До сих пор всё было в полной тишине. Теперь наезды камеры на этих элегантных джентльменов вдруг начинают сопровождаться звуками.
Крупный план — лицо гладко выбритого. И одновременно — медленный заунывный вой.
Следующий крупный план — лицо усатого. Хохот, далёкий, утробный.
Каждый крупный план соответствует своему звуку: крику, скрежету, смеху, невнятному бормотанью… наконец, молчанию.
Из-за спин джентльменов вдруг выступают женщины. Вид у них по меньшей мере странный, у многих — жалкий. Одна из них на костылях, другая горбатая, третья совершенно лысая, четвёертая слепая. Одеты в лохмотья, каждая по-своему.
Каждая соответствует своему звуку. Молчание — женщина без внешних дефектов, но с завязанным ртом.
Каждый джентльмен берёт свою женщину за руку и ведёт. Попарный проход. Крупные планы: завязанный рот и эспаньолка, рука в перчатке и рука в струпьях.
Входят в учреждение без какой бы то ни было вывески, идут по коридору, подходят к чему-то вроде бюро пропусков, где их встречает неопределённого возраста служащая.
Джентльмены сдают женщин служащей, получают номерки и уходят.
Выходят на улицу. Движутся целенаправленно, не расходясь.
Женщины снова идут по коридору. Их вводят в довольно большой зал, скудно обставленный: нары, умывальник, табуретки.
Женщины располагаются на нарах.
Джентльмены выходят на пристань. Поднимаются на небольшой, но празднично разукрашенный катер. Располагаются на носу под тентом за столиками. Закуривают. Пьют прохладительные напитки, играют в карты, в кости, в шашки.
Гудок. Катер отчаливает.
Женщины в зале. Некоторые спят на нарах, другие пытаются чем-то заняться: одна извлекает из своих лохмотьев зеркальце и причёсывается перед ним, другая моется в тазу, третья, с завязанным ртом, снимает повязку, но под ней обнаруживается другая повязка, под той — третья… Одна из женщин сидит, уставибшись в одну точку и чуть заметно покачиваясь. Ещё две оживлённо болтают, затем вдруг начинают целоваться.
Катер плывёт по рекею Джентльмены за столиками продолжают свои занятия. Их лица на крупных планах — застывшие. Движения автоматические. На корме катера какое-то смутное движение, какие-то не то люди, не то животные сливаются в единую шевелящуюся массу. Глухое рычание и повизгивание. Джентльмены не обращают на это ни малейшего внимания.
Женщины в зале — всё то же. Та, которая мылась, продолжает мыться, и ясно, что процесс этот никогад не кончится. Одна из спящих просыпается, привстаёт — и снова падаети засыпает. Снимающая повязки продолжает своё дело, но всё медленнее и медленнее.
Крупный план: лица целующихся, глаза.
Они раздевают друг друга.
Катер плывёт. С кормы начинают валить клубы чёрного дыма, появляются языки пламени. Джентльмены продолжают играть и покуривать.
Женщины в зале как-то съёживаются, становятся всё меньше. Та, которая мылась, уже превратилась в тёмную лужу, которая быстро высыхает, становясь пенящейся массой, а затем грязноватой коркой. То же происходит и с остальными.
Пылающий катер слепо рыскает по воде. Джентльмены, отмахиваясь от дыма, продолжают своё времяпровождение.
В зале — метаморфоза уже завершилась. Служитель неопределённого пола собирает затвердевшие ошметки, в которые превратились женщины.
Уносит.
Грохочущий пресс превращает ошметки в аккуратные тёмные квадратики.
Их нумеруют, складывают в коробку.
Полуобгоревший катер уткнулся в берег. Пожар почти погас. На корме ещё что-то шевелится, слышны стоны. Джентльмены аккуратно складывают игры, гасят сигаерты и сигары, сходят на берег, ни на что не обращая внимания. Идут по песку.
Выходят на шоссе, идут.
Идут по улице, подходят к двери, куда они привели женщин. Рядом с деврью отворяется окошечко. Они предъявляют свои номерки.
Служитель, свреяясь с книгой записей, выдаёт каждому, согласно номеркам, по одинаковому тёмному квадратику.
Джентльмены прячут квадратики в нагрудные карманы, выходят на бульвар.
Расходятся в разные стороны, не глядя друг на друга.
Отъезд камеры. Теперь видно, что всё это происходило на экране, перед которым, спиной к зрителю, сидят две женщины в чёрном. Одна из них на секунду оборачивается. Ей на вид не больше девятнадцати, тёмные волосы, очень короткая стрижка.
На экране «видика» появляется надпись:
КОЛЛАЖИ СОРОКАЛЕТНИХ.
Затем идут титры:
Рафаэль Левчин, Анатоль Степаненко,
при участии
Натальи Хаткиной, Марины Доли, Эльвины Зельцман, Юрия Зморовича, Александра Малого.
…Титры расплываются. Экран приближается, заполняя киноэкран.
Звyчит гитара. Слова песни доносятся как сквозь толщу. Различимы лишь некоторые: «…тепло и кровь… окно… химеры…».
Пятна, заполняющие экран, перемешиваются. Снова, рефреном: «…тепло и кровь… тепло и кровь…»
Изображение становится чётче. Комната. Довольно много людей. Две открытые двери в другие комнаты.
Песня прекращается.
Негромкие аплодисменты. Говор, смех, восклицания.
Становится виден интерьер. Много книг, картин, различных предметов, в том числе весьма экзотических.
В кадре — то один, то другой, то сразу несколько слушателей. Они свободно расположились вокруг девушки с гитарой. Она довольно красива, но в ней ощущаетсщ какая-то ущербность (потом, когда она встенет, будет виден горб). Она в чёрном. Кто-то из слушателей прихлёбывает кофе из чашки, многие курят, иные жуют и разговаривают. Один, с аскетическим лицом, в кепочке, стоит у полок и листает альбом.
Певица начинает новую песню. В кадре — книжные полки. Крупный план одной из них. Странное сочетание книг: рядом с томиком Камю — «Дхаммапада», затем несколько детективов в ярких бумажных обложках с иностранными буквами, и вдруг — «Богомилы», «Каббала»… и разрозненные тома Сталина, почему-то одни нечётные.
Звучит песня:

Душа моя, всегда дитя, Козетта.
В ловушке тела, точно в тесном гетто.
Да где ж она? Тут печень, там брыжейка.
Душа моя, печальная еврейка —
как в анекдоте, плачет и кричит.
И в этом всё её сопротивленье.
Вот-вот и стихнет жалобное пенье:
Ни стимулов для пенья, ни причин…

Во время пения высокий в кепочке отложил альбом, и его тотчас берёт в руки длинноволосый юноша среднего роста в джинсопвом комбинезоне (видимый пока со спины). Открывает, расаматривает первую страницу.
Песня продолжает звушать:

Душа моя, непогребённый миф, жива ли ты?
Болотом дышит скверна…

Руки героя (исцарапанные, на левой — несколько неловких шрамов) и альбом — репродукции Дали.

Откинув полог вышла — как Юдифь
с ужасной головою Олоферна…

Один из слушателей (как только песня закончилась, другому). Ты ещё остаёшься?

Это сказано довольно громко, так что слышит и девушка с гитарой. По её губам проскальзывает улыбка.

Второй. Ещё одну прослушаем — и двинем…

Голос (за кадром). Ещё кофе хочешь?

Другой голос отвечает неразборчиво. Ещё голоса.
Юноша в джинсовом комбинезоне (лица всё ещё не видно) продолжает листать альбом Дали.
Высокий в кепочке направляется к двери. Молодая женщина в чёрном (видимо, хозяйка салона) задерживает его, что-то говорит. Он криво усмехается.

Хозяйка. Куда тебе спешить?

Высокий. А что я, бессмертный? (Выходит.)

Певица начинает новую песню. Слушатели перемещаются, кто-то ещё договаривает фразу.

Что, пленница, еле жива?
Ей жарко от жёлтого жира.
И трутся вокруг жернова
Обжорства — в испарине пира…

Она не очень хорошо поёт, порой переходит на речитатив. Потребительская безжалостность к ней слушателей не бросается в глаза, это вполне интеллигентные люди. Некоторые одсеты не без экстравагантности, униформа богемности так или иначе присутствует во всех костюмах, но очень уж вызывающий вид только у одного персонажа. Это типичный хиппи — может быть, последний из могикан, немолодой. Заплаты, ожерелья, нарисованные на одежде символы, разнообразные «фенечки». Он сидит на полу рядом с ногами героя, листающего альбом Дали. В кадре — одна за другой знакомые картины: «Искушение святого Антония», «Предчувствие гражданской войны» и т.д.

Но остов! Но лёгкий скрипучий костяк!
Система тростинок! Придурки
не ценят — какие куплеты свистят
костей моих полые дудки!..

Страница открывается на репродукции, не узнаваемой так легко. Та же фотоманера Дали, слайдовая яркость — но откровенного «сюра» нет, скорее чем-то напоминает Кирико. Репродукция небольшая, в полстраницы (камера задерживается на широком белом поле листа), изображена обнажённая молодая женщина, сидящая на подоконнике. Лица не видно, так как голова наклонена. Окно за её спиной открыто, ворвавшийся ветер развевает её волосы и занавеску. В их буйстве только и наблюдается чуть заметный сдвиг реальности.

…с такой же усмешкой Гаврош
свистал под обстрелом.
Как просто, как радостно, как ни за грош
душа распростилась бы с телом…

Певица обрывает песню и откладывает гитару.
Немолодой хиппи, сидящий у ног хероя, вдруг ржёт. Это служит своего рода сигналом — несколько слушателей встают, в том числе те, кто собирался остаться ещё на одну песню, прощаются, продвигаются к выходу.
Герой (только теперь видно, мельком, его лицо) листает альбом, чтобы выяснить название незнакомой ему картины. Отметив нкмер страницы (крупно — 66), ищет в списке иллюстраций.
Певица встаёт. Теперь видно её увечье. Что-то говорит хозяйке салона.
Герой находит название: «Неожиданная долгожданность». Резко ставит альбом на место и идёт к выходу.

Хозяйка (заступив ему дорогу). А ты-то куда? Ты же у нас тоже в программе…

Герой делает извиняющийся жест, небрежно треплет хозяйку по руке, идёт к выходу. Спохватившись, воизвращается и целует руку певице (судя по её лицу, она отнюдь не тронута этим знаком внимания — возможно, воспринимает как издевательство).
Герой уходит.

Хозяйка (обращаясь к оставшимся). Жаль. Ну, вы же знаете, он у нас непредсказуемый…

Хиппи снова ржёт.

Голос (за кадром). Совершенно секретно — для оставшихся! Есть ещё бутылка, энзэ…

Изображение расплывается.
По вечерней улице идут двое. Видны сперва как общий силуэт.
Приближаются, останавливаются у ярко освещённой витрины кафе.
Что-то говорят друг другу. Смеются.
Крупный план. Теперь можно узнать героя. Он не столь молод, как казался в салоне при взгляде наспех. Ему далеко за тридцать (а может, и за сорок) — белый свет витрины безжалостно высвечивает залысины, морщины в уголках глаз, седину, рот и, главное, глаза. Улыбка, впрочем, совершенно мальчишеская.
Девушка рядом с ним очень хороша собой, модно одета (вся в чёрном). Длинные пушистые светлые волосы свободно падают на плечи и спину.

Девушка (разговор включается неожиданно). …сам видел?

Герой. Слышал. Ну, зайдём?

Из кафе выбирается человек, внимательно смотрит на девушку.

Герой (ему явно не нравится такое пристальное внимание). Что-то не в порядке?

Девушка прижимает палец к губам.
Человек, слегка смутясь, отрицательмо мотает головой, уходит.

Герой (девушке). Ты его знаешь?

Девушка. Где-то видела, кажется… Да господи, у меня же здесь каждый второй — знакомый вся тусовка…

Входят в кафе.
Помещение довольно неуютное. Интерьер странный, как бы случайный набор предметов: на стенах — стандартные пейзажики и спортивные вымпелы, над стойкой — плохонький барельеф: портрет Гоголя. Сходство минимальное, великого писателя можно узнать разве что по причёске, да по уныло обвисшим усам и носу.
Герой и девушка подходят к стойке.
Крупный план — красиво выполненная надпись: «КОФЕ НЕТ».
Герой оглядывается.
Люди, сидящие за столиками, все без исключения пьют кофе. Бармен кивает и улыбается девушке.
Девушка тем же жестом прикладывает палец к губам. Бармен понимающе кивает, включает кофеварку, сыплет в кофемолку зёрна.
Герой, только собравшийся выяснять, почему кофе нет, когда кофе есть, видит, что надпись «КОФЕ НЕТ» исчезла, как по волшебству.
Бармен подаёт две чашки кофе.
Руки героя и девушки, берущие чашки. Неразборчивый говор вокруг.
Девушка и герий за столиком.
Оглянувшись, герой успевает заметить, как сидящий за соседним столиком лысоватый бородач перемигивается с девушкой.
Повернувшись в другую сторону, герой видит, как ещё два человека делают ей знаки. С ужасом понимает, что все посетители кафе — мужчины и все с ней переглядываются.
За столик к ним подсаживается человек с чашкой кофе в руке, лицо его первоначально за кадром.

Человек. Можно?

Герой. Нельзя!

Но человек уже сидит. Он в маске, чёрно-жёлтой, с длинным носом.
Бородач за соседним столиком надевает маску — тоже бородатую.
И все вдруг оказываются в масках. Последним надевает бармен — маску свиньи.
С грохотом срывается с гвоздя портрет Гоголя (на стене под ним нарисованный углём портрет Гофмана), и от удара включается магнитофон-кассетник, стоящий на стойке.
Странно знакомый женский голос поёт:

Мы ограбили чёрный немецкий том.
Вот тряпьё по нас. Носи, не стыдясь.
И поныне не вижу дурного в том.
Всё моё, на что положила глаз.
Три имени было у этих лет.
Три имени было у этих людей.
Три имени было. Их больше нет.
Эрнст. Теодор. Амадей…

Герой встряхивает головой. Песня прекращается. Масок ни на ком нет. Потрет Гоголя висит на месте.
Несколько человек вваливаются в кафе. Двое-трое бросаются к герою, шумно приветствуют, хлопают по плечу, тычут в бок и т.д. Они слегка навеселе, среди ний есть иностранцы, в том числе негр. Он достаёт из внутреннего кармана куртки полскую бутылку, почти пустую, угощает героя.
Пока герой прикладывается к бутылке, негр подмигивает девушке.
Герой, заметив это, вскакивает.
Компания тотчас, как ждала, запевает:

Попереду, попереду Дорошенко,
Попереду, попереду Дорошенко,
Що змiняв кохану на марiхуану…

На стойке вдруг появляется петух — огромный, роскошный, яркий, неправдоподобный.
Герой смотрит на него, как зачарованный.
Бармен наливает в высокий стакан пенящийся напиток. Петух пьёт.

Герой (подходит к стойке, петуху). Ты… кто?..

Петух. Коко!

Бармен (охотно переводит). Значит, «петух». По-эсперантски.

Хохот. Маски на лицах. Маски в руках.

Герой (на эсперанто). Скажи-ка что-нибудь!

Петух. Кокококоторый раз тебя кокококолоссально дурят!

Герой оглядывается. Девушки за столиком нет.

Голос (за кадром). …когда кипело сердце моё и терзалась внутренность моя…

Герой кидается к столику.

Бородач (продолжает). …тогда я был невежда и не разумел…

Герой (трясёт первого же, кого схватил). Где она?! Ну?!! (Срывает маску, под ней — ещё маска).

Голос бородача (за кадром). …но я всегда с тобою, ты держишь меня за правую руку…

Герой срывает маски, сбрасывает со стола чашки.

Чей-то Голос (за кадром). Ну чего ты разбушевался, как Фантомас? Юрко с ней ушёл…

Герой (замирает). Кто?

Голос (охотно). Муж её первый!

Бармен. Вовсе он не её муж, а Светки, подруги ейной. А ей он…

Голос (за кадром). …любовник…

Голоса, оживлённо обсуждающие, кто чей муж и любовник, сливаются в нежное жужжание.

Бородач (за кадром). …и вследствие этого и начнётся повсюду суматоха, кровопролития, взрывы, разбой, хищения, голод, мор, всякие повальные болезни и разносортные толки…

Герой, отпихнув бородача, выбегает из кафе.

Петух. Кококококошмар!!!

Герой бежит по улице. Перепрыгивает оградку.
Милицейские свистки.
Герой бежит проходным двором. Натыкается на мусорный ящик.
В следующем проходном дворе.Поднимается по ступенькам, снова бежит. Вбегает в парадное.
Пробегает по лестнице два этажа. Останавливается перед дверью лифта. Жмёт на кнопку и тут же бежит дальше. Задыхаясь, останавливается у двери. Дверь обита «под кожу», украшена чеканкой.
Герой звонит. Звонит снова и снова. Ждёт. Снова звонит.
Стучит в дверь кулакаками.
Дверь приоткрывается. В проёме виден человек в халате.

Герой. Она здесь?!

Человек в халате. Вам кого? По-моему, вы не туда попали…

Герой. Она здесь, я тебя спрашиваю?!! (Рванув на себя дверь, отпихивает человека в халате, врывается в квартиру).

Человек в халате (за кадром). Да что же это… я в милицию позвоню сейчас!..

Герой пробегает по коридору. За ним что-то рушится. Вваливается в комнату. И застывает.
Перед ним — точная копия той картины, которую он увидел в альбоме: девушка, нагая, сидит на подоконнике, склонив голову так, что лица не видно. Окно распахнуто, и ветер вздымает занавеску и чудесные волосы девушки.
Герой пятится. Пятясь, выходит из комнаты, затем из квартиры, не замечая человека в халате.
Автоматическими движениями вызывает лифт.
Не дождавшись лифта, идёт вниз по лестнице.
Идёт по двору. Потом вдруг срывается с места и снова бежит.
Светофоры в темноте, милицейские свистки.
Герой перед дверью. Жмёт на кнопку звонка, снова и снова.
Дверь открывается.
Не обращая внимания на полуодетых хозяев — возможно, поднятых с постели, — герой вбегает в комнату и кидается к книжным полкам.
Камера, как в самом начале, проходится по интерьеру квартиры-салона.
Герой, схватив альбом Дали, лихорадочно листает.
Крупно — номер страницы, «66».
Но искомой репродукции нет.
Стоп-кадр: слайд. Полуобернувшись к зрителю, сидит юная девушка — та, которая вначале отвернулась от экрана видеомагнитофона.
Теперь, кроме короткой стрижки, можно рассмотреть внимательные глаза, опущенные уголки губ.
Герой идёт по улице. Останавливается. Вынимает из кармана маленький фотоаппарат, снимает что-то, не видимое зрителю.
Стоп-кадр: слайд. Две рыбы — одна в воде, другая над ней в воздухе.
Звучат стихи:

«Усни под дождь», — писал мой друг-поэт.
«И станешь ты дождём», — писал когда-то.
Уж нет того дождя.
Поэта нет.
Ни друга, ни возлюбленной, ни брата…
Тот страшный суд, что сами предрекли,
стал нудной нормой вроде сигареты.
Но кто ж мог знать, что будет просто лето?
Куда пышнее: Деву, мол, сожгли!
Всё ухнуло в глухую пустоту
(назвать её судьбою — много чести!).
Друг превратился в рыбу на лету,
я позабыл о доблести
и больше не клянусь…

Герой быстро идёт, почти бежит по улице. У него явно отменное настроение. Навстречу ему — девушка. Та, с коротокой стрижкой.
Встретившись посреди улицы, обнимаются.
Видны сверху.
Видны с птичьего полёта.
Видны совсем крохотные, идущие, обнявшись.
Обрывок разговора: «…ждёт нас в белой кофейне…».
По ступенькам спускаются в кафе.
Это подвальное помещение, довольно тёмное, неизвестно почему прозванное «белой кофейней». Десяток столиков, в углу — музыкальный автомат. Всё времщ звучит одна и та же мелодия. Героя и девушку радостно приветствуют. Видимо, завсегдатаи их неплохо знают. Здесь в основном молодые люди, хотя есть и несколько постарше, с сединой в бородах, с лысинами.

Герой (одному из поздоровавшихся с ним). А Витька где?

Собеседник (это уже знакомый зрителю бородач, невысокий, лысоватый). О, у него экспедиция в Среднюю Азию… а потом, кажется, на Тянь-Шань…

Герой. Клёво!

Им, потеснившись, дают место. Они садятся.

Голос (за кадром). Послушай, тут такое дело…

Герой поворачивается на голос. В кадре — новый собеседник, одетый весьма вызывающе. На куртке — надпись: «Красные». Девушка тем временем оживлённо разговаривает с кем-то из окружающих.
Камера проходится по столикам. Кроме чашек с кофе, пирожных, бутербродов, стаканов, на столиках — разграфленные листы, блокноты, книги и всякие предметы. Посетители этого кафе читают, игра.т в кости, пишут что-то в блокнотах и на клочках бумаги, рисуют, обмениваются телефонами и разными разностями.

Голос (за кадром). Так, Роман мне уже три чашки задолжал… Отыгрываться будешь?

Герой разговаривает с человеком с надписью «Красные».

«Красные». …Линка звонила… вариант что надо…

Герой. Комната?

«Красные». Квартира! Три комнаты. И на год, не меньше… Запиши телефон…

Герой записывает в записную книжку телефон.
Девушка наблюдает за ним.
Герой, поидняв голову, улыбается ей. Встаёт.
Герой в телефонной будке, говорит по телефону.
Стоп-кадр: фрагмент картины Босха «Сад радостей земных».
Звучит женский голос, читающий стихи:

Мы с тобой в саду гуляли,
горевали, ели, спали,
нам дожди отмыли губы,
отпустили до весны…

Кафе. Девушка вместе с другими слушает стихи (читающая за кадром).
Герой входит, жестом показывает человекуы с надписью «Красные»: полный порядок!
Садится, достаёт сигареты. Девушка тянется к нему за сигаретой.
Крупный план — единственная сигарета в пачке.
Герой отдаёт её девушке и комкает пустую пачку.
Смотрит на часы и внезапно достаёт фотоаппарат. Начинает фотографироватрь девушку в тусклом свете настенных ламп.
Полуобернувшись, смотрит на него девушка.
Открывается дверь, и кто-то, споткнувшись на пороге, падает.
Герой встаёт, жестом прощается с девушкой.
Идёт по улице.
Едет в троллейбусе. Что-то фотографирует из окна на остановке.
Поднимается по лестнице, довольно долго.
Дверь с номером «66».
Дверь открывается. Герой входит.
Старая, довольно запущенная квартира. Тем не менее в ней ощутимо былое щегольство: огромный бронзовый канделябр в виде обнажённой нимфы, кресло с ножками-лапами и грифонами-подлокотниками, буфет с фарфоровыми статуэтками, пальма в кадке в углу, африканскйая маска на стене…
Человек, впустивший героя, — старый, седой, взлохмаченный, самоуглублённый. Типичный профессор пятидесятых годов. Шаркая, проходит по комнате, садится в роскошное кресло.
Исподлобья взирает на героя.
Герой стоит перед ним в почтительной, но достаточно независимой позе.
Некоторое время — поединок взглядов.
Старец, не выдержав, раздражённо хлопает ладонью по столу. От удара неожиданно включается стоящий на столе старенький транзисторный приёмник. Хрипя, сообщает о военном перевороте на Фиджи.

Старик. Так вы, стало быть, художник, так?

Герой. Так. Даже скульптор немного.

Старик. Ну, тут вам устраивать скульптурную мастерскую я не позволю, ясно?

Герой. Ясно. Мне, собственно, мастерская и не нужна, я у одного друга работаю, в его мастерской…

Старик. Фамилия?

Герой. Моя?

Старик. Вашу я уже знаю. Друга вашего. Может, вы врёте насчёт мастерской…

Но не успевает герой ответить, как старик переключается на другое. Встаёт, выходит из кадра.

Голос Старика (за кадром). Ветер на улице…

Старик, закрыв форточку, возвращается в кресло.

Герой. Я…

Старик. Поменьше якайте!

Герой замолкает.

Старик. Художник, значит? М-да-с… А я вот, представьте себе, профессор ботаники и палеоботаники. Слыхали про такую науку?

Герой. Ну, а как же!..

Профессор. Врёте, ничего вы не слыхали. Ну, сие в данном контексте не важно… В Бога веруете?

Герой на сей раз действительно теряется.

Профессор. Небось, опять скажете: а как же!.. Сейчас ведь это так модно… Поди, и кресзтик носите? (Протягивает руку к шее героя, не вставая).

Герой (невольно наклоняясь). Нет, профессор, это не крест, это оберег… Крест у меня тоже есть, но сегодня не надел… я вообще-то почти не ношу…

Профессор. Н-да-с… вас ист дас… а я вот, извольте узнать, неверующий. Хотя и крещён, притом в католическую веру… Ну, сие лирика… А в дьявола?

Герой. Что, профессор?

Профессор. В дьявола, спрашиваю, верите? А?

Герой (почти без колебаний). Да, профессор, верю.

Профессор (хмыкнув). Ну и дурак! Что надумал? Отвечать так, как мне понравится! Да отколь же вам знать сие, вьюноша, ежели оно и мне-то неведомо?! Словом, так: я уезжаю на полтора года. Экспедиция на Тянь-Шань и в Тибет… Здесь три комнаты… Вы женаты?

Герой. Нет.

Профессор. Что вы бубните? Громче!

Герой. Нет, профессор!

Профессор. А я вас разве не предупредил сразу… впрочем, не буду забегать вперёд… м-да-с… о чём это я? (Бормочет.) Три комнаты, три комнаты… три карты… (Громко.) Да! Здесь три комнаты, но жилая — только эта. Понятно? А?

Герой. Понятно.

Профессор. Ни черта вам не понятно. Объясняю популярно: вторая комната — мой кабинет и библиотека. Туда не ходить ни под каким видом. Впрочем, он заперт. Третья комната — оранжерея. Там у меня редчайшие растения со всего земного шара…

Герой изображает изумление.

Профессор (раздражённо). Да-да, представьте себе, со всего земного шара. Он, кстати, не так-то уж и велик… Так вот, в оранжерею можно входить только по утрам, не позже восьми часов. Поливать растения. Ежедневно, раз в день. Не забывать этого ни под каким видом! Ни под каким!

Слышен шорох. Из поломанного камина вылезает старая, когда-то красивая собака. Мрачно смотрит на героя. Оскаливается.

Профессор. Спокойно, Тоби, спокойно. Это свой… Свой…

Тоби, зевнув, ложится у ног профессора.

Профессор. Да, вьюноша, ещё года четыре назад я под охраной Тоби мог себя чувствовать в безопасности в стае тигров… Постарел псина, постарел… (Чешет пса за ухом.) Даже в размерах с годами уменьшился. Раньше был — о! (Раскидывает руки, как рыболов.) Между прочим, редчайший гибрид: скай-терьера с ризихорном. По моей просьбе вывели, таких на всей земле всего пять, из них три в Маниле… Знаете, где это?

Герой (безропотно). Знаю, профессор.

Профессор (подозрительно). Так почему не говорите, где?

Герой. Вы не спросили, профессор…

Профессор. Ну так я спрашиваю.

Герой. На Филиппинах.

Профессор. Правильно… На чём мы остановились?

Герой. Три в Маниле.

Профессор. Вы болван или прикидываетесь?

Герой. Малость прикидываюсь.

Профессор. Так прекратите! Болванов мне и на работе хватает!.. Да-а, пёс храбрости невероятной… был… на растениях мы остановиулись! Вот что! Поливать их! Непременно! Раз в день! Утром то есть! И больше в оранжерею не соваться!..

Герой. Вы это уже говорили, профессор.

Профессор. Что?

Герой. Вы уже говорили…

Профессор. Ну и что? Я говорил, я и повторяю. Это делать необходимо, иначе растения… Да! И шторы никогда не раздвигать!

Шорох. Герой смотрит на Тоби, но пёс спит.

Профессор. Собаку кормить не забывайте.

Герой. Само собой.

Профессор. И девок ни водить!

Шорох.

Герой. Да ни за что в жизни!

Скрип. В углу поднимается паркетина, из-под неё — зелёный побег.
Герой оборачивается, но источник скрипа не обнаруживает.

Профессор (раздражённо). Опять врёте! Небось, не успеют за мной двери закрыться… Так вот, не советую! Зарубите себе это на носу, милейший, не советую! Весьма и весьма! Эта квартира не выносит женщин! Да-с. Уж мне ли не знать… Запомните это, ежели вам…

В кадре — окно.
Девушка с короткой стрижкой сидит у телефона. Ждёт звонка.
Крупный план — лицо девушки (глаза не видны).
Дождь.
Лицо профессора.
Герой (виден со спины). На куртке — надпись: «Я С ВАМИ!».
Герой двигает плечом, «С» и «В» сближаются. Можно прочесть: «Я СВАМИ!».

Профессор. Собственно, зачем вам квартира?

Герой. Простите, профессор, не понял…

Профессор (раздражённо). Если мастерская у вас, как вы говорите, есть, то…

Герой. А, вы об этом… Квартира мне — ночевать. Чтобы за город и обратно каждый день не мотаться…

Профессор (за кадром). Ах, вот как!..

В кадре — окно.

Герой (за кадром). Профессор, я… мы не договорились…

Профессор. О чём?

Герой. О квартплате.

Профессор (за кадром). О какой-такой плате? Кормить Тоби, поливать растения — вот ваша плата! Девиц не водить — но это уж в ваших интересах… (Встаёт, давая понять, что аудиенция окончена.)

Герой в этот момент замечает побег из-под половицы.
Дождь.
Герой идёт по улице.
Перебивкой идут его воспоминания — о знакомстве с девушкой с короткой стрижкой: ночная плкатформа, фонарь на столбе, группка молодых людей, звучат сразу два кассетника, одна из девушек явно в конфликте с остальной компанией. Реплики друг другу, неслышные, но, судя по жестам, далеко не мирные. Герой в отдалении от них, мрач но задумавшийся. Ждёт, как и они, электричку.
Реплики становятся слышнее. Фонарь выхватывает то одно, то другое лицо.

Юноша (затянувшись сигаретой и передав соседу; у него причёска типа «взрыв на макаронной фабрике»). …на хрена ты скубаешь?..

Одна из девушек. Сам ты!..

Другой юноша (те же манипуляции с сигаретой, голос хриплый, но тонкий). Ну, я от вас торчу, как ромашка в верзухе…

Третий юноша (неожиданно нормальный голос). Расслабуха пошла…

Кто-то из них толкает девушку, и это служит сигналом. Трое-четверо начинают перебрасывать её друг другу, не сильно, но размеренно. Рывком ей удаётся освободиться, отскочить в сторону. Лицо освещается — это она, девушка с короткой стрижкой.
Герой делает к ним несколько шагов.

Юноша с тонким Голосом (заметив его). А ты, скол, на тарабанься тут, а то нехило поспичим! Хаваешь фишку?

Герой не отвечает. Начинается дождь.
Дождь. Герой идёт по улице. Проходит мимо кафе, кудаон заходил с пышноволосой девушкой.
Снова воспоминания.
Герой не отвечает (куртка на нём мокнет и темнеет), но внимательно присматривается, вероятно, прикидывая, кто здесь серьёзный противник и необходимо ли вообще его вмеяательство.

Девушка с короткой стрижкой (неожиданно). А тебе чего надо? Тебя звал кто? Звал? Звал?!

Словно подстёгнутый этим криком, один из панков бросается на героя, тот уворачивается, нападающий шлёпается наземь, но тут же вскакивает, как резиновый. Подбегают прочие, начинаешся драка, больше, впрочем, похожая на топтание на месте. Девичий крик.
Неожиданно подходит электричка, и в этот момент панкам удаётся сбить героя с ног. Он не сразу встаёт. Они один за другим с хохотом вскакивают в вагон. Электричка уносится.
Герой поднимается. Видит девушку с короткой стрижкой.

Герой. Что ж ты осталась?

Девушка. Да ладно… Курнуть есть?

Герой. Бросил.

Девушка. Понятно.

Герой. Угу. (Подходит к ней ближе.) Так… Скрипка? Нет… Фоно?

Девушка. Что?

Герой. В консе учишься?

Девушка. Откуда вы знаете?

Герой. Звать тебя как?

Девушка. Ира… а тебя?.. вас?

Дождь усиливается. Они смеются и бросаются под навес.
Дождь. Герой идёт по улице. Заходит в телефонную будку.
Звонок. Ира берёт трубку.

Герой (в будке). Алло!

Ира. Ну, наконец-то! Я уж волновалась… Ты где?

Герой. Да тут недалеко… Слушай, как ты сегодня? Небось, дома видик смотришь? Или тётю навещаешь?

Ира. Издеваешься, да? С квартирой-то что? Ты можешь толком?..

Герой. Иркин, всё путём! Флэт наш! Можно вступать во владение через три часа!

Ира. Кайф! Идём сегодня смотреть?

Герой. «Смотреть!» Сегодня вписываемся, сечёшь? Жду тебя через час, где всегда. Захвати с собой из дому каких-нибудь мясных консервов.

Ира. Так ты же не ешь…

Герой. Да это не мне. Собаке! Ну, давай, жду! (Вешает трубку.)

Ира, ещё с трубкой в руке, смеётся. Бросает трубку, начинает лихорадочно собираться. Натягивает куртку кричащих цветов, потом сбрасывает её, обряжается в другую, чёрную.
Герой идёт по улице. Дождь заканчивается.
Герой достаёт фотоаппарат, фотографирует.
Плёнка кончилась.
Герой засовывает фотоаппарат в карман. Музыка «Битлз».
Герой с Ирой в квартире.
Ира оглядывается, сразу замечает растение, уже вьющееся по стене.

Ира. Ой, а это что?

Герой (за кадром). Где у тебя консерва? Заждался наш Тоби хавки…

В кадр вбегает Тоби, словно помолодевший, обретя более молодых хозяев.
Ира, усевшись на пол, общается с псом.
Крупный план — лист растения. Цветок, медленно раскрывающий чашечку.

Герой. Предкам ты что сказала?

Ира (за кадром). Тоби, прекрати… Ну как тебе не стыдно?!. А? Что ты спросил?

Герой. Предки, говорю, не возникали?

Ира. А ну их… что ты, не знаешь?

Герой. По барабану?

Ира. Ну, не так, чтобы… Вот странно — мачеха ко мне всегда добрее отца родного…

Тоби обнюхивает растение. Чихает несколько раз.

Ира. Она его вдвое моложе, а он…

Герой (за кадром). Слушай, Ирк, я тебя давно спросиуть хотел: как ты вообще к сексу относишься?

Тоби оглушительно лает. Ира хохочет.

Герой. Чего ты? Из-за собаки?..

За кадром — смех Иры.

Герой. Ты что — первый раз это слово слышишь?

На Иру нападает «хохотунчик», она не может остановиться.
Тоби продолжает лаять.
Крупный план — цветок.
Герой кормит Тоби, который, жадно поглощая мясо из банки, временами всё ещё взлаивает.

Ира (за кадром). Мачеха сегодня как раз… «Не ходи, — говорит, — лучше посмотрим новую кассету…». Очередную порнуху раздобыла… Конечно, ей с отцом не сладко…

Герой разглядывает пустую консервную банку.

Ира. Она меня всего на восемь лет старше…

Герой. А я — на восемнадцать…

Ира. Как отношусь? Зачем тебе, а?

Герой лезет в карман за фотоапопаратом, чтобы снять банку. Вспоминает, что кончилась плёнка.

Ира. Когда-то относилась иначе. Услышала когда первый раз о групповушках — у меня просто челюсть отвисла. Мне такое и в голову прийти не могло!.. (Начинает что-то напевать вполголоса.)

Герой смотрит на неё.

Ира. Чего ты?

Герой. Так… думаю о тебе…

Ира. И чего надумал?

Пауза.

Герой. Курнёшь?

Цветок продолжает распускаться.
Ночь. На диване спят герой, Тоби, Ира.
Одна из плетей растения оплела лампу-нимфу и повисла над спящими.
Два цветка приближаются к их лицам.
Спящие начинают метаться, затем вдруг успокаиваются. Изменяется освещение.
Герой садится, открыв глаза.
Глаза героя.
Раскрытый цветок напротив них. Длинный маслянистый пестик. На конце его — что-то блестящее, похожее на человеческий глаз.
Лай Тоби, слышный очень издалека.
Герой — в «белой кофейне». Музыка «Битлз». С ним за столиком двое: невысокий бородач и второй, повыше ростом, гладко выбритый, но с привычкой трогать подбородок, из чего следует, что и он недавно носил бороду.
Герой заканчивает рассказ. Музыка его всё время заглушает. Герой хочет закурить, хлопает себя по карманам — кончились спички. Собеседники делают то же самое. Спичек нет и у них.

Герой. …в общем, если бы не пёс, я бы, может, с вами сейчас и не сидел. Не проснулся бы…

Собеседники скептически улыбаются.

Герой. Не верите, да? Ирка, между прочим, даже идти со мной не смогла. Вывел я её на улицу, на скамейку посадил…

Бритый, кажется, готов поверить.

Бородач. Старик, да вы же просто обкурились вчера!

Герой вскакивает.

Бритый (за кадром). Ну вот, сразу и обиделся!

Внезапно раздаётся оглушительный лай.

Герой. А это что?!

Бритый. А, представляешь, это — откуда ни возьмись, вдруг! — стая бродячих собак. Уже два дня курсируют в центре, и никто ничего…

Бородач. А ты чего хотел? Чтобы их отстреливали? Так ещё отстреляют, с этим у нас не заржавеет…

Герой. Значит, не верите?

Лай удаляется.

Бородач. Да, ты идёшь сегодня на «Игру в штымп»?

Герой (машинально). А где?

Стоп-кадр: пышноволосая девушка со спины.

Бородач (за кадром). В универе…

Герой лезет в карман, достаёт монетки, пересчитывает.

Бритый. Да ладно, старик… (Платит за кофе, но у него тоже не хватает денег, и герой добавляет всю свою мелочь, оставаясь, таким образом, без копейки.)

Улица. Ветер. Герой идёт, приближаясь к «Дому с химерами».
Останавливается. Смотрит на «химер».
В кадре — морда одной из «химер». Звучат стихи на украинском языке:

…той, що вмiє погодитись з безглуздям свiту i не прийме участь в його божевiльних танцях…
…той, що не перетворює сутнiсть в засохлий гербарiй з латинськими пiдписами…
…той, що здатний зрiктися Его як костюму, що вийшов з моди…

Спорящие бритый и бородач нагоняют героя.

Бритый. А ты читал в четвёртом номере… «С точки зрения экономиста»?..

Бородач делает не вполне пристойный жест.

Бритый. Ну и зря! Вот такая статья!..

Проходят мимо героя, не заметив его.
Герой тоже не замечает их, глядя на умолкшую «химеру».
Изображение расплывается. Звучат «Битлз».
Пляж.
Ветер, довольно высокие волны.
Одиноко лежащее человеческое тело.
Камера приближается.
Человек пошевелился, переменил позу — живой.
Лицо лежащего — это герой. Он загорел, на щеке шрам.
В кадре — только волны.
Герой переворачивается на бок.
В кадре — пляж. Две возникшие вдали фигурки.
Герой наблюдает за ними.
Фигурки медленно пеиближаются.
Герой, дремлющий, время от времени поднимает голову, взглядывая на них.
Идущиуе всё ближе. Уже можно разобрать, что это юноши в плавках, что-то волокущие, обхватив с двух сторон.
Выражение лица героя постепенно меняется — от безразличного к заинтересованному. Сонливость проходит. Он напрягает мышцы, чтобы отжаться и встать.
У него ничего не получается.
Крупный план: напряжённое плечо, выступивший на коже пот, утопающая в песке кисть.
Встать нет сил. Реальность кошмара.
Юноши в плавках приближаются. Они тащат массивную чугунную урну. Уже можно их узнать. Это двое из компании панков, с которыми герой дрался. Их лица раскрашены, глаз не видно.
Крупный план: глаза героя, ужас, ярость. Снова попытки подняться.
Панки совсем близко.
Рядом.

Панк (растягивая слова). Щас, скол, мы тебя уроем медленно…

Поднимают урну над головой героя.
Опускают.
Урна в воздухе.
Снова опускают.
Снова поднимают.
Тело, вместо головы — кровавое месиво. Стоп-кадр.
Снова лицо героя.
Панки — да и не панки, обыкновенные юноши, — несущие футляр с контрабасом, урну напоминающий разве что издали, приближаются, проходят мимо, не взглянув на героя.
Герой, привстав, смотрит вслед. Легко отдёргивает руки от песка.
На лице его нет никакого шрама.
В кадре — Бритый. Подходит к герою.
Герой резко встаёт и уходит.
Бритый смотрит ему вслед. Они выглядят одинаково: чёрные плавки и болтающиеся на шеях фотоаппараты.
Герой идёт по пляжу. Натыкается на замок из песка.
Рассматривает замок.
Крупный план замка. Это настоящее произведение искусства: в центре — башня-зиккурат, многоэтажная, увенчанная шпилем, на шпиле — флажок из конфетного фантика; вокруг — три кольца зубчатых стен, башни разной высоты, бастионы, мосты, контрфорсы, подземные ходы, колодцы, ступени…
Герой наводит на замок фотоаппарат.
В аппарате что-то не срабатывает.
Герой пробует ещё и ещё раз — безрезультатно.
С досады он пинает замок ногой. Рушится несколько башен, часть стен. Покосился флажок на вентральной башне.
Герой пинает ещё раз.
Бритый торопливо наводит на него свой фотоаппарат.
Стоп-кадр: нога, рушащая стены песочного замка.
Отъезд камеры, в кадр попадают два мальчика, наблюдающие разрушение своей работы. Одному лет восемь, другой постарше.

Герой (видит их). Э… хлопци… вибачайте… (С этого момента и далее он почти всегда говорит по-украински, порой, впрочем, переходя то на русский, то на польский.)

Мальчики молчат, глядя на него.

Герой (опускается на корточки). Зараз… зараз…

Начинает восстанавливать разрушенное, пристраивать новые башни взамен рухнувших.
Мальчики смотрят на него, по-прежнему молча. Потом отходят на довольно большое расстояние и начинают строить новый замок.
Герой смотрит им вслед.
Изо всех сил пинает почти отстроенный замок.
С воплем отскакивает, хватается за ступню.
Крупный план: окровавленная нога и разрушенный замок.
Обнажился каркас замка: камни, железки, осколки бутылки и т.п.
Бритый подбегает. Герой, отмахнувшись от него, хромает к воде, обмывает ступню.

Бритый (вдруг ни к селу ни к городу начинает читать Вознесенского).

Оробело, как вступают в озеро,
Разве знал я, циник и паяц,
Что любовь — великая боязнь?
Аве, Оза!
Вы, микробы, люди, паровозы,
Умоляю: бережнее с нею!..

Кровь в воде.
Грохот поезда.
Изображение расплывается.
Герой въезжает в город, прицепившись к товарному вагону.
Серое утро, ещё полумрак.
В вагонах — скот, поезд движется к бойне.
Герой соскакивает. Машет вслед поезду рукой, шагает в нужном ему направлении. Поезд движется дальше.
Герой идёт своей обычной походкой, руки в карманах.
Встречает Бритого. Приветствия, смех. Идут вместе.

Герой. …новое начал?

Бритый. Угу… статью… ну, из того же цикла, архетипы и мифологемы…

Герой. Параллели и меридианы… О чём эта будет?

Бритый. О бессмертии.

Герой. Не слабо. Ну и как движется?

Бритый. Да как тебе… пока только эпиграфы подобрал.

Герой фыркает.

Бритый. Зато какие!.. Первый — из Пушкина: «На свете смерти нет, а есть покой и воля…». Второй — из Ахматовой: «Смерти нет, это всем известно. Повторять это стало пресно…». Третий — из Тарковского: «И я из тех, кто выбирает сети, когда идёт бессмертье косяком…». А четвёртый…

Герой. Стой-стой, а их сколько вообще будет?

Бритый. Четыре и будет… четвёртый — из Тутуолы, из «Путешествия в Город Мёртвых»: «кто без смерти, тот бессмертный, а кто бес смерти, тот бес смертный…».

Герой. Как-как?

Бритый. Прочти сам. (Пишет на листке в блокноте, даёт герою,)

Крупно: «КТО БЕЗ СМЕРТИ, ТОТ БЕССМЕРТНЫЙ, А КТО БЕС СМЕРТИ, ТОТ БЕС СМЕРТНЫЙ».

Герой. Ништяк!.. Только вот, по-моему, у Пушкина не «смерти нет», а «счастья нет»…

Бритый (подумав). Да… кажется, ты прав…

Герой. И вообще, взял бы лучше из «Тибетской Книги Мёртвых»…

Поезд въезжает в ворота бойни.
Из вагонов выводят скот.
Изображение расплывается. Звучит музыка «Битлз».
Несколько человек, среди них — герой, Бритый, Бородач, ещё кто-то, уже виденный раньше, — из знакомого помещения «белой кофейни» по какому-то низенькому коридорчику переходят в странную комнату, не то склад антиквариата, не то костюмерную театра.
Здесь — костюмы разных эпох, соответствующий реквизит.
Все расходятся по помещению, выбирая себе наряды.
Звучат стихи:

…чорний вершник на бiлому конi
закутий в блискучi доспiхи
занурюється з головою
в швидкий нурт нiчно рiки
що паруе як молоко

Бородач облачается в малиновый плащ с капюшоном.
Бритый натягивает кольчугу, прицепляет к пооясу кинжал.
Герой опоясывается широким алым кушаком, засовывает за него сразу четыре кремнёвых пистолета, поодвешивает на запястье шестопер.
Текст продолжает звучать:

Коли мiсяць блиснув крiзь хмари
сплавом срiбла i ртутi
побачив
як на той берег шумливо виборсався
з чорной рiки бiлий кiнь..

Снова все входят в коридорчик.

…Але вже без вершника…

Но теперь попадают уже не в кафе, а в огромный зал.
Лиловые шторы, лиловая обивка кресел амфитеатра.
Зал заполнен едва ли на треть.
Вошедших встречают жиденькими аплодисментами, они рассаживаются в первый ряд.
Звучат стихи
:

Городская магия помойки,
Бормотанье загнанных углов,
Запах тленья приторный и стойкий
И мерцанье угольных котов…

Читает женщина в чёрном (видна со спины).
Лица в зале. Мало кто слушает внимательно. Её голос за кадром продолжает:

Вечный март — и маги с переливом
В тёмный круг сзывают новичков,
И глядятся пьяные сивиллы
В непроглядность нефтяных зрачков…

В зале нарастают шёпот, смешки. Читающая резко обрывает чтение, садится.
Крупный план — на стене что-то между доской объявлений и доской почёта. Вот уже можно прочитать фразы… это стенд-анкета: «…КТО ИЗ АВАНГАРДИСТОВ ВАМ ОСОБЕННО БЛИЗОК И ПОЧЕМУ?..».
Резко встаёт, звякая кинжалом, Бритый. Становится лицом к залу. Привычным движением суёт руки в карманы джинсов — но кольчуга мешает.
С вызовом объявляет:

— «Гермафродит»!

В зале шум, хохот. Читать невозможно. Бритый смешно разевает рот, но не слытшно ни слова. Герой вскакивает, становится рядом. В руках у него пистолеты, направленные на зал. Выражение лица не оставляет сомнения в его намерениях. Шум стихает. Мёртвая тишина.

Герой (Бритому). Читай!

Бритый (негромко).

Любовник музыкальных инструментов,
приговорённый к пению,
раз двадцать,
укрывшийся за смертной кличкой «ментор»,
раздваиваясь, учит раздеваться…

Его голос набирает силу.

Полураздетая, вода застыла
каскадами, уступами…
Как стыдно!..
Коснусь, мертвея, в зеркале: напиться.
Войти в неё по грудь.
Соединиться…

В зале гаснет звет.
В темноте, кое-как найдя выход из зала (благо, он рядом), они отжимают тяжёлую дверь и выбираются… на улицу.
Их первая реакция — смущение от своих карнавальных костюмов; а вторая — изумление, граничащее с остолбенением.
Их окружает средневековый город.
Мимо них, не спеша, едет всадник, соответственно одетый. Бритый, глядяд на него все глаза, делает движение, показавшееся всаднику угрожающим, и тот выхватывает клинок. Рубящий удар сверху приходится в плечо Бритого.
Клинок отскакивает от кольчуги.
Никто ничего не успевает сделать — всадник заносит руку для нового удара.
Медленно, в рапиде, опускается клинок.
Сталь с чмоканьем входит в шею.
Упавшее безголовое тело, кровь.
Собирающаяся толпа, бегуяий к ней милиционер — вполне современная улица.
Бородач медленно снимает свой плащ. К нему подбегает рыжеволосая девушка, обнимает его, уткнувшись носом ему в плечо.
Герой смотрит на убитого, потом зачем-то на часы.
Часы остановились.
Изображение расплывается.
Герой на Андреевском спуске. Собирает свои рисунки, выставленные для продажи. Какой-то художник, расположившийся по соседству, обращается к нему:

— Слухай, е флэт!

(Он говорит на русско-украинском суржике с вкраплениями слэнга; герой отвечает по-польски).

Герой. Где?

Художник. Счас дан адрес… но там, знаешь, ну, в общем, нечисто… энвольтанты они…

Герой. Кто?

Художник. Тобто вампиры…

Герой (легкомысленно). Да это ничего! Давай адрес! (Вынимает фломастер, хочет записать адрес, но фломастер не пишет, и он, попробовав, бросает его.)

Художник. Счас запишу… (Пишет на клочке бумаги, отдаёт герою.) Смотри ж там… осторожней!..

Герой. Не боись! Видал я всяких… и зэков, и гомиков, и вампиров… Пока! Тоби, ко мне! (Пёс, крутившийся неподалеку, подбегает к нему.) Айда! (Вскидывает на плечо папку с рисунками.)

Идут по городу. Тоби прыгает вокруг героя.

Герой (напевает себе под нос).

Я от хиппи ушёл
и от панков ушёл,
от художнков ушёл,
от киношников ушёл,
и от рокеров ушёл,
и от нариков ушёл,
шишел-вышел, вон пошёл,
к энвольтантам пришёл!
Я весёлый звонкий гусь,
энвольтантов не боюсь!..

Тоби радостно повизгивает, прыгая вокруг него. Они поднимаются по лестнице.
Документальные кадры: бойня.
Герой, сверившись с бумажкой, нажимает кнопку звонка.
Снова кадры бойни. Камера задерживается на так называемом «бойце».
Герой звонит, долго.
Дверь медленно распахивается. За ней — никого.
Герой и Тоби вступают в тёмный коридор.
Дверь за ними закрывается, и сразу же открывается дверь впереди.
Они входят в комнату.
Обстановка в комнате, мягко говоря, странная. Голые стены, на одной из них висит огромное, едва ли не в человеческий рост, распятие — дерево, раскрашенное под бронзу. Распятие перевёрнуто вниз головой.
На противоположной стене — импровизированная вешалка: к стенбе прибит обломок какой-то деревянной статуи, и вся она утыкана гвоздями разных размеров.
На одном гвозде висит новенький комбинезон из чёрного вельвета, явно «фирма», на нескольких — балахоны из мешковины.
В углу лежит разобранная кровать с панцирной сеткой, валяются грязные носки, старые газеты, хлебные корки, бутылки, поломанные музыкальные инструменты и тому подобный хлам.
С потолка свисает лампочка на голом шнуре, к ней прицеплен чёрный лифчик.
Тоби, сдержанно рыча, принюхивается к этой свалке, лапой выкатывает к ногам героя человеческий череп
.

Герой. Спокойно, Тоби, спокойно! Я с тобой… (Нагибается, берёт череп.)

Крупный план черепа. Это муляж из папье-маше.
Герой резко оборачивается.
За егои спиной стоит человек неопределённого возраста в балахоне из мешковины, коротоко стриженый.
Тоби рычит.

Герой. Тоби, тихо!.. Здравствуйте…

Человек в мешковине не отвечает, глядит неотрывно.

Герой. Мне сказали у вас тут можно вписаться… Так или нет?

Человек в мешковине, выдержав паузу, кивает.

Герой (прислоняет к стене папку с рисунками). Я это оставлю, ладно? Вечером приду…

В этот момент входит — в другую дверь — женщина лет тридцати. Она, видимо, из душа, так как совершенно голая и мокрая. На ходу вытирается жёлтым махровым полотенцем, не особенно чистым. Голова её тоже коротоко острижена.
Герою явно становится неловко — но не от её наготы, а от своего развесистого «хайра». Он машинально приглаживает волосы. Тоби вдруг коротко взвывает и тут же смолкает, словно подавившись. Ложится у ног героя.
Остановка трамвая. Из вагона выходит человек — «боец» с бойни. Идёт к дому, входит в подъезд.
Снова квартира.

Герой. Так я пошёл…

Ему никто не отвечает.

Герой. Да… А где я спать буду, можно глянуть?

Женщина (она уже вытерлась и теперь снимает с гвоздя комбинезон). На кухне… (Натягивает комбинезон на голое тело.) …Со мной… (Выходит в ту же дверь, в которую вошла.)

Герой (после паузы). Ну… до вечера… Тоби, идём!

Человек в мешковине (впервые раскрывает рот). Пса оставь. Никуда не денется.

Герой. Он без меня не останется.

Человек в мешковине. Останется.

Тоби, вытянув морду и уложив её на передние лапы, дремлет.

Герой. Ну… ладно… Тоби, до вечера!

Тоби взмахивает хвостом.
Герой выходит из квартиры, сбегает по лестнице. Навстречу ему поднимается «боец».
«Боец» звонит в ту же дверь.
Дверь открывается.

Человек в мешковине («бойцу»). Сегодня мяса не надо, спасибо…

Герой идёт по улице, что-то жуёт, вынимая из бумажного пакета. Слышен далёкий вой.
Герой бросает в урну пустой пакет.
Крики: «ДИ-НА-МО — ЧЕМ-ПИ-ОН!!!».
И толпа болельщиков, двигаясь задом наперёд, входит в кадр и проходит мимо героя.
Герой шарахается от них, вбегает в помещение крытого рынка. Оглядывается. Он в цветочных рядах.
Герой трогает свежераспустрившуюся розу, и тотчас на него налетает инфернального вида старуха с садовыми ножницами в руках. Что-то невнятно выкрикивая, явно намеревается кастрировать его. Он убегает, со мсехом, но не без испуга.
Входит в метро.
Стоит на эскалаторе. Вокруг обычная давка «часа пик».
Вдруг в толпе мелькает обнажённое тело.
Герой протирает глаза. Видение не исчезает.
С параллельного эскалатора к нему оборачивается чьё-то лицо — и герой в изумлении раскрывает рот: человек — вылитый Ленин!
Рядом появляется ещё один… ещё и ещё…
Вскоре половина эскалатора заполнена «Лениными».
Появляются всевозможные монстры, двухголовые мутанты, прокажённые, песиголовцы и т.п.
Герой встряхивает головой.
Наваждение исчезает. Но не совсем.
Где-то далеко внизу по-прежнему виднеется обнажённая женщина, на которую никто, кроме героя, не обращает внимания. Герой поворачивается и бежит вверх по эскалатору, идущему вниз.
Квартира Иры. Ира и её мачеха, которая немногим старше Иры, смотрят по «видику» фильм ужасов. На экране человек, похожий на героя, поднимается по лестнице.
Герой поднимается по лестнице.
Останавливается перед дверью квартиры энвольтантов.
Помедлив, звонит.
Дверь открывается.
Он идёт по коридору.
Перед ним открывается следующая дверь.
Он входит и попадает в кухню вполне вприличного вида. За кухонным столом сидят люди в мешковинах. Во главе стола — женщина в комбинезоне. Всего за столом — одиннадцать человек.
Горят свечи, и в центре стола — огромное блюдо, на котором мясное кушанье, украшенное зеленью, со всякими приправами.
Один, двенадцатый, табурет пустой, и герою приглашающе на него указывают. Он садится и без церемоний запускает руку в блюдо. Все следуют его примеру.
Едят долго, со вкусом, облизывая пальцы, обсасывая кости.

Герой (распускает ремень в джинсах, берёт несколько костей). Это я псу… нет возражений?

Пауза.

Человек в мешковине (он здесь самый молодой). Возражений нет… и пса твоего тоже нет.

Герой. Что?

Человек в мешковине (нагибается, достаёт из-под стола голову Тоби, водружает на опустевшее блюдо). Пса твоего мы сейчас съели… (Встаёт.) А завтра — тебя съедим… (Выходит.)

За ним встают и выходят остальные. Женщина и герой остаются сидеть по торцам стола.

Герой (глядя в остекленевшие глаза головы Тоби). Как же так, старина…

Женщина встаёт, медленно подходит к нему.
Герой вжимается в стенку.

Женщина. Знаешь… (Долгая пауза.) Знаешь… ведьмы умирают в мучениях.

Ещё более долгая пауза.

Герой. Все умирают в мучениях.

Пауза.

Женщина. Уходил бы ты… пока можно… (Кладёт руки на плечи герою.)

Герой смотрит на неё.

Женщина. Ты совсем жить не хочешь?

Пауза.
Герой обнимает её.
Изображение расплывается.
Звучит текст:

…снова снег — бесконечный белый экран
Снова массовка из тысячи каркающих негативов
Это мой друг снимает фильм о похоронах осени…

Бородач и рыжеволосая девушка стоют на трамвайной остановке. Он читает ей:

Снова снег и новые дворники посыпают дорожки цепким песком
И кажется это один из них — тот самый «с чёрными усами»
Разбив огромные песочные часы
Дарит улицам богатство своего безвременья…

Улица пуста, но внезапно появляются два бегущих человека. Бородач ещё успевает по инерции прочитать:

Снег подтаял…
Странно блестят глаза у женщин
Страшно блестят глаза у женщин
И кажется вся влага уходящей зимы
Собирается в них…

Его перебивают вопли бегущих.

Бегущий впереди (тонкий голос). Спасите! Он на меня напал! Он украл у меня сумку! Спасите!!.

Второй (догоняя, даёт ему пинка). Не слушайте его! Он же гомик!! (Ещё один пинок.)

В этот момент подходит трамвай.
Бородач и девушка вскакивают в него, и туда же влезает преследуемый (преследователь остаётся снаружи).
Преследуемый садится перед Бородачом и девушкой, смотрит прямо в глаза.
Крупный план — его лицо, глаза.
Он похож на дьявола, как только может быть похож человек.
Лицо Бородача.

«Дьявол» (пронзительно). Будь ты проклят! Будь ты проклят!!

Расширившиеся от ужаса глаза девушки.

Бородач. Пошёл вон!

«Дьявол». Будь ты прокйлят!!!

Музыка «Битлз».
Герой идёт по улице. Время от времени останавливается, прислоняется к стене. Одтыхает. Снова идёт, чуть покачиваясь, явно на «автопилоте».
Останавливается у большой лестницы, привалившись к перилам.
Снизу по лестнице кто-то поднимается.
Это Бритый. Свою голову он несёт в руках.
На нём старенькие джинсы и кольчуга, всё это в засохшей крови.
Герой поворачивается и бежит.
Бежит по улице, вбегает в переулок, в проходной двор, снова по улице.
Бородач идёт по улице, подходит к парикмахерской и обнаруживает, что она закрыта.
Через несколько кварталов — следующая парикмахерская. То же самое.
Светящиеся часы на башне. Дата и день недели: воскресенье.
Бородач садится на сламейку, вытягивает ноги.
Мимо идёт красивая женщина, с копной волос.
Бородач провожает её взглядом.
Женщина, отреагировав на этот взгляд усмешкой, переходит улицу и входит в дверь, над которой вывеска с неразборчивой надписью.
Надпись укрупняется: «ПАРИКМАХЕРСКАЯ».
Бороидач вскакивает, бежит через улицу.
Вбегает в дверь.
Тёмный коридор, свет впереди. Он идёт по коридору, поворачивает.
Перед ним дверь.
Входит.
Широкое светлое помещение. Женщины под колпаками фенов. Молодой человек в белом халате — видимо, парикмахер.

Бородач. Э… можно постричься?

Парикмахер (поднимает голову, зловеще улыбается). А как же! Конечно, можно! Садитесь, пожалуйста! Сейчас я вас обслужу…

Бородач видит, что это «дьявол».
Поворачивается, не говоря ни слова, и бежит. Мчится по коридору.
Бежит по улице.
Бежит долго, петляя. Вбегает в парк, плюхается на скамейку без сил.
На скамейке уже кто-то сидит.
Бородач вскидывает взгляд.
Перед ним — «дьявол».

Бородач. Исчезни!!.

«Дьявол» исчезает.
Герой переходит с бега на шаг. Он снова в проходном дворе. Приваливается к двери чёрного цвета, на ней наискосок — белые буквы: «КАРМАННЫЙ ТЕАТРИК».
Герой дёргает дверь — не открывается.
Толкает — и вваливается вовнутрь.
Далёкий лай собак.
Герой попадает в полутёмный подвал.
Звучат «Битлз», идёт действо, явный хэппенинг, в которй втянуты и зрители. Многие в одеждах из полиэтилена и т.п.
На героя обращаются все взгляды.
Истерический крик: «Он пришёл!!!!.
Героя хватают несколько человек, показывают ему на девушку, которую держат четверо в центре зала. Знаками и неясным бормотанием ему объясняют, что если он согласен, то вместо этой девушки в жертву принесут его.
Девушка похожа пышной светлой гривой на ту, с которой герой был в самом начале, но лицо её раскрашено чёрным и белым, так что узнать нет никакой возможности.
Герой колеблется.
Хохот.
Его отпускают, девушку тоже, она исчезает в толпе.
К ногам героя падает пышный светловолосый парик.
Герой поднимает его, вертит в руках, надевает на голову.
Раздаётся многоголосый вопль: «Огня!!!».
Тротчас в руках у всех оказываются свечи, горящие газеты и т.д. герой вынимает зажигалку, несколько раз щёлкает, но огня нет.
Бросает зажигалку.
Кто-то срывает с него парик и поджигает.
Крупный план: рука, держащая горящий парик. На руке — наколка. Можно прочитать лишь первое слово: «Красота…». Дым заволакивает всё. Сквозь дым начинает мигать красная надпись: «NO SMOKING!».
Откуда-то сверху выплёскивается ведро воды. Все огни гаснут.
Герой, мокрый, кашляющий от дыма, выбирается в темноте из подвала на улицу.
При свете дня видно, что ладони у него выкрашены красным.
Снова слышен лай.
За спиной у него — звон колокольчиков. Герой оборачивается и видит, что дверь медленно закрывается.
Бросается к ней, толкает, дёргает — безрезультатно.
Надписи на двери нет.
И сдама дверь крест-накрест забита досками.
Герой ёжится, как от холода.
Начинается не то дождь, не то снег.
Стоп-кадр: морда химеры.
Герой снова идёт по улице. Одет всё так же легко, в джинсовый комбинезон, в отличие от редких прохожих, тепло одетых.
Снег, мокрый, тающий.
Волосы героя собраны в косичке, лицо покрыто щетиной, к воротнику булавкой прикреплён засохший цветок.
Герой останавливается отдохнуть. Расаматривает чистое пространство стены.
Роется в карманах, извлекает цветные мелки.
Размашисто пишет на стене: «КРАСОТА СПАСЁТ МИР!» — по-украински, по-польски, по-английски и по-русски.
Отходит полюбоваться.
Потом вдруг начинает зачёркивать надпись, заштриховывать, замазывать.
К нему подходит человек в дублёнке, хлопает по плечу.Руки у него в перчатках, в одной — «дипломат».
Герой смотрит на него.

Человек в дублёнке. Не узнаёшь, что ли?

Герой явно не узнаёт, но мычит что-то, что можно понять, как угодно.

Человек в дублёнке. Идёшь сегодня?

Герой, не спрашивая, куда и зачем, кивает.

Человек в дублёнке. Олл райт! Пошли вместе. Надо только ещё бухла докупить… (Раскрывает «дипломат», показывает несколько бутылок.)

Из «дипломата» выскакивает ощипанный догола петух. Только в хвосте у него сохранились два ярких пера. Бежит по улице.

Герой. Э… закусь сбежала!

Петух (останавливается, оборачиваетсаь к нему: гордо). Я тебе не закусь! Я — человек по Платону!

Герой встряхивает головой.
Петуха нет.
На мостовой лежит длинное яркое перо.
Герой нагибается, поднимает перо, вставляет себе в волосы.
Идут вдвоём с человеком в дублёнке.
Стоят в очереди в винном отделе.
Человек в дублёнке снимает перчатку, достаёт из кармана бумажник, из бумажника деньги.
На запястье у него татуировка: «Красота спасёт мир!».
К ним присоединяются ещё встреченные на улице знакомые.
Нагруженные бутылками и кульками, уже хлебнувшие по дороге, они вваливаются в подъезд, долго толкутся у лифта, наконец, поднимаются пешком, жмут кнопку звонка, стучат.
Их впускают.
Интерьер благоустроенной квартиры.
Полумрак, свечи. Уже, видимо, давно идущее застолье.
Во главе стола — светловолосая девушка в вечернем платье. Та самая.
Герой вдруг видит, что всё здесь чем-то напоминает обстановку в том кафе.
Человек в дублёнке снимает её и оказывается барменом. Шум, приветствия.
Герой подходит к столу, наливает себе, пьёт.
Звучит музыка.
Герой прислушивается, узнаёт «Битлз».
Усмехается, пьёт ещё и ещё.
Девушла не обращает на него особого внимания.
Герой, шатаясь, выходит в коридор, прислоняется к стене, сползает на пол.
Музыка.
Девушка выходит в коридор.
Видит лежащего героя.
Покусывая губы, смотрит на него.
Идёт в другую комнату, быстро переодевается: джинсы, чёрный свитер, тёплая куртка. Стягивает волосы в «конский хвост».
Выходит в коридор. Тормошит героя, поднимает. Волоком тащит из квартиры.
Музыка звучит всё громче, им в спины.
Герой просыпается. Он лежит в полутьме.
Приподнимает голову.
Справа и слева от него проносятся огоньки. Всё та же музыка, только приглушенная.

Герой. Где я?

Девушка (за кадром). Со мной. Спи, не бойся.

Герой с трудом садится.
Он на заднем сиденьи машины.
С переднего сиденья к нему на секунду оборачивается девушка. Она ведёт машину. Машина мчится на большой скорости по ночному шоссе.

Девушка. Ну что? Жив?

Герой. Но не совсем здоров… Куда ты меня везёшь?

Девушка. На Брокен.

Герой. Куда-куда?

Девушка (за кадром). На Лысую гору!..

Герой. А-а… (Некоторое время рассматривает в полумраке машины «конский хвост» девушки.) Знаешь… из всех твоих причёсок… эта мне больше всех нравится…

Девушка (не оборачиваясь). Знаю. Наслышана.

Пауза.
Герой оборачивается и видит сзади огни.
Герой рассматривает их. Они явно идут за машиной след в след.

Герой. За нами кто-то гонится…

Девушка. Угу.

Герой. Ты знаешь, кто это?

Девушка. Конечно. И ты ты знаешь. Это смерть, как всегда.

Пауза.

Герой. Как ты за руль решилась сесть? В нетрезвом-то состоянии?

Девушка. Это ты у нас в нетрезвом. А я теперь не пью вообще. Даже шампанское.

Герой. Ого! И давно?

Девушка. Год… нет, почти два.

Герой. Это мы столько не виделись?

Девушка не отвечает.
Герой снова оглядывается. Огней не видно
.

Герой. Вот… теперь сзади темно…

Девушка. Не беспокойся. Смерть никогда не останавливается…

Тьма за окнами машины.

Девушка (за кадром, продолжает). …она только иногда гасит огни на своей шляпе…

Герой. «Путешествие в Икстлан»?

Девушка. «Другая реальность».

Смеются.

Герой. Слушай… повернись-ка на минутку…

Девушка. Ага, вот как раз катастрофы мне и не хватало. (Тем не менее оборачивается и тотчас отворачивается снова.)

Герой. А знаешь, малыш… ты очень красивый…

Девушка. Да, мне это уже говорили. В том числе и ты, лет семь тому назад.

Пауза. Музыка смолкает.
Откуда-то издалека, еле слышно, доносится текст:

Познайомлюсь з молодою, молодою, молодою,
Або середних вiкив…

Герой. Это… его машина?

Девушка. Да.

Пауза.

Герой (неуверенно). Слушай… высади меня…

Девушка. Слушай, не морочь мне голову. Спи. Нам ещё ехать и ехать.

Герой ложится и закрывает глаза.
Снова внутренность бойни, и на этих кадрах надоедливо звучит:

…або середних середних вiкив…
…або середних середних вiкив…

Интерьер элитарной дачи: камин, ковры, стенка с книгами, видеомагнитофон, кнопочный телефон, бар и т.д.
Герой сидит на полу с чашкой кофе в руке. Пьёт кофе, трезвеет на глазах.
Девушка стоит напротив. Тоже поьёт кофе, даже не сняв куртку.

Герой. Это его дача?

Девушка (пьёт). Угу.

Герой. Уедешь сейчас?

Девушка (допивает, ставит чашку на подоконник). Естественно. Еда вон там, в холодильнике. Дня на четыре тебе хватит. Потом ещё привезу. Бумага, карандаши, тушь, мелки, фломастеры есть — можешь работать, если захочешь.

Герой. Спасибо.

Девушка. На здоровье. Душ — там. (Показывает.) Лыжи — там, в кладовке, если захочешь размяться. Пока.

Герой. Пока.

Девушка выходит. Шум мотора.
Герой швыряет чашку в угол.
Упав на мягкий ковёр, она не разбивается.
Герой ложится на спину, руки за голову. Полежав, переворачивается на живот.
Отжавшись, встаёт.
На ходу срывая с себя одежду, идёт в душ.
Фыркая, плещется под душем.
Бойня.
Герой, закутанный в жёлтое махровое полотенце, выходит из душа. Берёт в руки оставленную девушкой чашку, береежно рассматривает её как произведение искусства. Смотрит на ту, которую швырнул в угол.
Ставит чашку на подоконник.
Шлёпается в огромное кресло перед экраном; щёлкая дистантом,смотрит телевизор.
Задерживается на одной из программ.
Длинноволосый и длиннобородый человек в трусах, стоя по щиколотку в снегу, вещает с экрана о том, что только закаливание холодом — путь к обновлению личности и что именно так человечеству предстоит возродиться и построить, наконец, коммунизм.
Герой лезет в холодильник, достаёт кольцокопчёной колбасы, отламывает кусокЮ жуёт, не сводя глаз с экрана.
Бойня.
Телефонный звонок.
Герой, поколебавшись, берёт трубку.

Девушка (у себя в квартире). Ну, как ты там?

Герой (глядя в окно). Нормально, спасибо.

Девушка. Не скучай. Я послезавтра, может, подъеду.

Герой (после паузы). С ним?

Девушка. Когда-нибудь вам всё равно придётся познакомиться…

Герой молчит.

Девушка. Это жизнь, понимаешь?

Герой. Понимаю. Всё в порядке.

Девушка. Ну, салют. (Кладёт трубку.)

Герой слушает гудки. Бросает трубку.
Ещё раз бросает взгляд на экран телевизора, идёт к выходу, скинув полотенце.
Выходит во двое и начинает ходить по снегу.
Ложится в снег и катается.
Натирается снегом.
Залезает по шею в сугроб.
Ныряет в снег с головой.
Стоп-кадр: окровавленная нога.
Девушка у себя дома.Открывается дверь, входит «боец», весь в «фирме».
Стоп-кадр: морда химеры. Еле слышно звучат «Битлз».
Герой вылезает из сугроба.
Ест снег.
Весь красный, подходит к двери, собираясь вернутсья в дом.
Дёргает, толкает дверь — безуспешно. Дверь захлопнулась.
Бросается к окну, пробует высадить стекло.
Как ребёнок, бросает в стекло снежки. Находит камень, швыряет.
Никакого эффекта.
Некоторое время стоит, опустив руки.
Прыгает на месте, бегает, пытаясь согреться.
Останавливается. Садится в снег.
Смеётся.
Звучат стихи:

Глаза не хотели и так зеленели последним усильем
Тянулись туда где в прожилках последних деревьев
Запутался прядями кто-то распятый на кроне безлистой
Так глупо и стойко завис на последнем пороге…

Отъезд камеры.
Герой, сидящий в снегу, виден е;е заметным пятнышком.
«Битлз» уже совсем не слышно.
Герой совсем не виден.
Снег, только снег на экране «видика», перед которым расположились Ира, её мачеха и ещё одна женщин, все в чёрном.
Текст тоже еле слышен
:

…но впрочем успел доказать преимущества стрижки короткой
В последнем пролёте но был зафиксирован кем-то
И умников древних такой эпизод бесполезный
И помнится даже один знаменитый писатель
Изрядно потёртый на сгибах моим поколеньем
Про это напомнил…

Ничего не видно, кроме белизны.