Игорь Новиков


* * *

Любите ли вы природу родного края так, как люблю её я? Горы, озёра, болота, равнины, степи и луга. Каждый уголок нетронутой человеком природы хорош по-своему. Мне больше всего нравятся лес и река, а если точнее, то речка в лесу. Все речки одинаковы, скажете вы, и будете не правы. Есть какое-то особенное очарование в отдыхе на берегу лесной речушки. Воды её не спешат никуда, как весёлые ручьи после сильного ливня, и не сметают всё на своём пути как горные потоки. Тиха и таинственна любая река в обрамлении леса. Кажется, век бы сидел тут и вслушивался в нежное журчание вод. Неспешно плывут по течению молодые щучки, высовывают из своих нор клешни страшноватые раки, бегут по воде навстречу своим делам водомерки. Гармония во всём.

А лес? Лес по обеим сторонам реки всегда разный. Если с одной стороны непролазный тёмный ельник, то с другой — редкий и солнечный березняк. Смотришь на них и думаешь, что если бы не река, которая разбивает на части эти два участка леса, то непременно бы деревья перемешались, слились в одну общую массу и потеряли бы свою стройность и красоту. Ельник торжествует осенью, когда с берёз сыплются листья, зато свежесть весенних березовых листов никакой ёлке не снилась. Весело поют на верхушках деревьев вольные птахи, чешется своими рогами о ствол хозяин леса сохатый. А вон там, на самом берегу, строится день и ночь муравейник. Какие же неутомимые строители эти муравьи, а какие бесстрашные воины. И тут, в лесу, всё гармонично, всё идёт своим чередом.

Меняются правители, эпохи, страны, а тихая лесная речка всё так же бежит дальше, насыщая прибрежные деревья живительной влагой. И Бог знает, сколько они вот так живут бок о бок на этом свете. Сотни лет. А какие дивные истории умеют рассказывать лес и река. Надо только уметь слушать…


* * *

Он медленно шёл по своему городу. По злому и ненавистному. Поддевал носком банки от пепси-колы, отфутболивал камешки и прочий мусор с тротуара. Посмотрел на часы. Циферблат равнодушно подсказал — третий час ночи. Чего он ищет в этой ночи? Почему ему, чудаку девятнадцатилетнему, не спится в своей уютной постельке, квартирке, где тёплая мама и родной отец. Где всегда накормят и обогреют. Всегда, да не всегда.

Он плюнул себе под ноги и ещё замедлил шаг. Теперь пробивался сквозь густой, клейкий тёплый воздух с трудом. Виноват ли во всём воздух? Конечно. Все виноваты. Кругом виноваты все. Он один не виноват в своих бедах. Легче лёгкого свалить всё на жестокие гены, которые определили, что он ВОТ ТАКИМ родится на этот свет. А покопаться в себе слабо? Слабо. Гораздо легче всё спихнуть на непонятных Ген.

Лето в самом разгаре. В самой его середине. Ночами гуляют только влюблённые парочки или подвыпившая пацанва. И он. Он один. Дурак. Да, несомненно дурак.

Он брёл по городскому парку. Метрах в пяти от него, на скамеечке, занимались непонятно чем парень и девушка. Вернее, как раз таки было понятно, чем они там занимались. Но лучше от этого не стало. Наоборот — очередной прилив грусти. Идиот. Зачем выбрал этот маршрут? Что мало мест в ночном городе, куда можно пойти? И вот теперь ещё больнее.

Он, стараясь не смотреть в сторону Амуром не оставленных человечков, свернул налево — к выходу из парка. А чего ты хотел? Ты думал, не один такой в этом городе, в этой стране, Вселенной? Шиш. Таких дураков больше нет.

На выходе из парка попал под свет уличного фонаря. Поднял глаза вверх и едва не ослеп от яркого света. Остановился. Поднял вверх руки. И зашептал.

Редкие прохожие тыкали в него пальцами и смеялись. А он говорил с Богом. Он попросил у него лишь одного:

 — Дай мне сил пережить всё это.


Растоптанное счастье

Толпа молодых отморозков шла по городу и крушила всё на своём пути. Такие не признают слабых… Они смели буквально полгорода и шли к центру… Испуганные жители разбегались по домам — никто не хотел связываться с толпой обкуренных подростков, которыми движут ненависть, кайф и животная жестокость… На площади, возле Рождественской Ёлки, одиноко сидел уставший калека… День был трудным… он не заработал ни гроша… Но упорно сидел возле Новогоднего дерева и, веря в Бога ждал, что какой-нибудь добрый человек положит в его иссохшую руку пару монет. Слепой жадно вдыхал морозный декабрьский воздух. До его слуха донёсся какой-то громкий шум… Калека подался вперёд всем телом, чтобы различить объект, от которого исходил шум…

«По всему, — думал слепой, — это Рождественская процессия — наконец-то Всевышний ниспослал мне награду за тяжёлый день…»

О, как он жестоко ошибался… Старик вытянул свою руку в ожидании милостыни… Какой-то подросток схватил небольшой камень и вложил в руку старца… Как жестоко, почему люди поступают так?.. Что заставляет их уподобляться животным… Ведь слепой не просил ничего… лишь пару жалких монет… Старик жадно прижал добычу к себе и зашептал молитву во славу своему Благодетелю… затем он поднёс камень к губам и наконец понял — это всего лишь никчёмный камень… Калека отбросил безделицу… и горестно сел на землю, устланную грязноватым снегом… Он думал о том, что может быть Бог всего лишь покарал его за какую-то ошибку… Что может быть завтра будет удачный день… Откуда бедняку было знать, что ЗАВТРА для него не наступит НИКОГДА… Камень, отброшенный стариком, застучал по мостовой и угодил в одного из парней… Толпа замерла — наркотики требовали разрядки… им хотелось крови… Подросток подбежал к согбенному старцу и вздёрнул его легко, как куклу… Первого удара слепой не почувствовал, потому что он стал смертельным… Зверь бросил старика на землю и принялся бить его ногами… К нему присоединилось всё стадо… Да, теперь это была не толпа подростков, а стадо зверей… Всё было давно кончено, но огонь бушевал в душе Зверя, и он бил и бил мёртвого калеку до тех пор, пока не устал и не ушёл вместе со всем стадом за Новой Кровью…


* * *

— Я так больше не могу!!!

— А как же разговоры про то, что надо чем-то жертвовать ради любимых?..

— Я так не могу!!!

— Я это слышал.

— Я молодая, красивая, я жить хочу, а ты затягиваешь меня в свою депрессивную тусклую жизнь. Ты не хочешь сам из неё выбираться. Я уйду.

— Уходи. Я тебя не держу.

Она остановилась на полуслове, поражённая тем, что я не рыдаю, не рву на себе волосы, не кидаюсь целовать её ноги, не прошу, чтоб осталась. Зацепило, значит. Она медленно опустилась на край кровати и смотрела в окно, мимо меня. Я достал из ящика стола новенькую пачку сигарет, Бог ещё знает когда купленную для такого вот случая. Разорвал целлофановую упаковку. Неэкономно, судорожно, поспешно. Достал сигарету. Пауза. Закурил. Пауза. Сделал затяжку — тут же выдохнул. Длинная пауза.

Теперь я видел её в облаке сигаретного дыма. Видел её всю такой, какой увидел впервые. Тогда-то и понял, что влюбился. Мне не хотелось долгое время даже плотских утех. Один человек на это сказал мне, что я влюбился — пожизненно. Тогда это радовало меня, сейчас — убивает.

Помню прекрасно тот день, когда впервые почувствовал страсть. Она осталась ночевать у меня (спали в разных комнатах). А утром, когда я только открыл глаза, увидел её — всю такую замечательную в первозданной белизне. Она вышла из душа и вытиралась на ходу, совершенно меня не стесняясь. Всё её тело просвечивали лучики ласкового весеннего солнца. Она вся была воздушная и вместе с тем неземная, нереальная.

А вот теперь в облаке дыма, как тогда в лучах солнца, её лицо было прекрасно, хоть и печально.

Она встала. Молча провела ладонью по моей щеке. Развернулась. Ушла.

В последний момент я протянул к ней руку, не выдержав муки, но дверь уже хлопнула. В коридоре зацокали каблучки, отгораживая меня от неё. Навсегда…