Скрип двери с витражами, звуки органа.
На стол запрыгивает кот — невежа — и мешает писать. А, собственно, что писать?
Апофеозы обрушиваются на лужайки в горах,
где серафические кентаврессы прогуливаются между лавин…
А. Рембо
И чтобы не было никаких, даже малейших, разрушений, ибо они могут отозваться громким эхом катастрофы по всей Вселенной…
Лесная, обновлённая поляна, высокая тёмно-зеленая острая трава. Начало всех дорог.
Слышен разговор двух друзей, протискивающихся сквозь тучно растущие заросли рябины и волчьей ягоды.
— Мысль о доме — это для меня сейчас самое сильное средство оставаться спокойным, а для тебя?
— Несомненно. Выйдем на опушку и пошагаем влево, к дому.
— Что ты! Не пойму. Дом наш в другой стороне. Он, если смотреть по солнцу, на западе, то есть нужно двигаться правее…
Они вышли на поляну под пение какой-то сказочной птицы.
— Какая же здесь благодать! Господи, сохрани этот миг для меня.
— Пойдём, молитвы после! Нам надо добраться, пока ещё светло. Слышишь?
Второй не сходил с места. Поднял голову к небу и будто ребенок заплакал…
Хаотичный ручей мыслей, одетый в сияние радуги, и морской берег, шагнувший в страну горьких слёз, прикасающийся к мельнице бытия. Владелец лодки, несущей необъяснимые начала…
Есть духи в лесу, есть озеро, заросшее камышом!
…Подобен тропе и шёлковому полотну. Обласканный цветочными подарками, пытающийся унять суровость. И не знающий великанов, но говорящий на языке утихающего огня.
Его терем держится на бесконечных звёздных нитях…
Кто сплёл их? Кто поймал мироздание в столь прелестную паутину. Есть ли хоть крохотная возможность из неё вырваться? И стоит ли? И что будет тогда?
Он появился, теперь ему нужно идти в серый, хмурый город. И ему нельзя попасться на глаза слепцам…
Листая старую всезнающую книгу, лазая по небесам и водам, заглядывая внутрь земли, разбирая пустоту на элементы, ковыряясь в собственных страхах — что мы ищем? Ключ. От чего? От Солнца или Луны? От тайны или мифа?
Может, найдем сначала…
Открыто окно — чистый, свежий воздух заполняет комнату. Хорошее начало дня!
Надев твидовый пиджак, сорочку с запонками, начищенные туфли, и шляпу, что бы уж совсем походить на прошловековое чучело, понимаешь, что тебе всё равно не угнаться за ними, сколько бы ты не кричал…
— Облака, стойте! Я с вами…
Далеко в хрустале гор, среди колокольных равнин и бархатных трав, лежит валун. Что скрыто в его многовековом пребывании?
Если не разобрались с самими собой, тогда сможем ли разгадать скрытую в нём тайну? А если нет? А как она явится нам — чёрной птицей, дождем шумным или может ещё тысячью вариаций?..
Сомнения.
Шахматные поля. Человек на них всего лишь маленькая фигура. Палит старое светило. Но это там…
Телега громыхает под сплетениями хитрющего орешника, растущего не к месту. Дорога поворачивает и как бы толкает нас в бок.
Остановились.
Люди идут на работу. Длинные косы девиц плывут рядом с острыми косами их мужей — забавно.
Бежит босой мальчик. В руке у него спелое красное яблоко — сочный, как вся земля плод.
Они (мальчик и яблоко) очень похожи.
До Всемирного Потопа, во время и после него люди всегда возводили мосты.
Правый и левый берег. Плоскость ответов: «Да» и «Нет». Река — бездна. Но над ней спасение — зеркальный, упирающийся в недосягаемое бледное небо мост.
А что именно он из себя представляет? Продукт ржавого труда или светлой мысли, или ещё чего-то более кудрявого?
На этот нелепейший вопрос, к сожалению, всё многоликое, ворчащее человечество не может ответить, как не может ответить на другие элементарнейшие вопросы.
Первые назовут мост — золотой нитью, а может, ещё хуже, струной, и будут клясться, что слышат музыку.
Вторые скажут, что мост — это есть «сооружение, по которому проложена дорога».
Третьи вовсе будут доказывать, что эта наша почему-то убогая жизнь, и самое поразительное — они это докажут.
Нет. Неважно.
Я иду по нему, что уже хорошо. Позади иссохший лист «Нет». Впереди палящее «Да». Во мне гуляет ветер. Проглатываю планктон-снежинки.
Шаг. След. Шаг. След…
Ох уж эта система «вечных вопросов» — локомотив, эволюция, мост.
На человека свободного от всех привязанностей и антипатий…
нисходит милость Господа.
Бхагавадгита
Будьте здоровы и не болейте. Наденьте, пожалуйста, мягкий пушистый шарф.
Большой дом стоял в глубине большой улицы. К большой двери вела большая лестница, а за ней — маленький человек.
Маленький дом стоял в глубине маленькой улицы. К маленькой двери вела маленькая лестница. А за ней — большой человек.
Ты ли это?
Ты ли тот, кто рушит чужие селенья?
Ты ли тот, кто не уважает старших?
Ты ли тот, кто изводит сознанье?
Ты ли тот, кто предал собственную память?
Ты ли тот, кто бессилен созерцать?
Нет!?
Её румянец на лице, цветок улыбки и глаза… В которых не грех утонуть!
…Её глаза, цветок улыбки, её румянец на лице.
Когда разные злословы скалятся, понимая свою убогость, когда глупцы нагло смеются — душе становится больно, но лучше не раскрываться, просто не обращать на них внимания. Тьму бьют Светом.
Не следует и на глупость отвечать глупостью. Душа человека, единственно чистая.
Птица, твой полет!
Зачем так смотришь, знаешь… Но ни слова!
Колокола гремят, и люди на гору идут во тьме, что бы умирать.
Ты отпускаешь мою руку.
Рвем на части! А память, как волна…
Не оборачиваясь, в путь! Ведь лед уже давно растаял…
Он великий воин, ему не страшны вопли изворотливых животных. С ним мудрость!
Престол — беспредельность…
Пейзаж: высокий острозубый берег, одинаковое море и небо, волны и облака — нет горизонта!
Обжигают тело порывы ветра.
Заблуждается тот, кто называет себя святым, обманываются и говорящие, что они постигли…
Человек просто нагло успокаивает себя этими словами, закрывается бумажным щитом, стараясь спрятаться от собственной дури…
Человек собиратель подлинных секретов… Учений не счесть, но истина есть.
Собиратели.
Если стремление происходит из источника чистого,
оно всё-таки, и не удавшись вполне, и не достигнув цели,
может принести пользу великую.
И. С. Тургенев
Постоянство холода не существует.
Простор движению! А дрожь остатков стен «предельности» есть всего лишь явление простоты мышления.
Мысль присуща каждой точке мира. Дикий единорог — бесстрашное утро! Бодрствование самого Духа.
Путь жизни и смерти без начала и конца.
Ранним утром, когда ещё веет прохладой и на лужках — хрупкая пленка льда, тогда на улицах города стоит странная тишина.
Странно, ведь это город, а нет, люди идут, не торопясь и осторожно, словно боясь нарушить удивительную гармонию… Тихо.
И.П.
Уже отгремели воркования голубей, ручьи не торопятся — настала эра зелени и лесных ягод.
Немое небо глядит сверху, а его добрый сосед — солнце — раскидывает огнистые капли по музыкальной картине дня.
Просторно колышется поле жизни. На середине его пугливо, подобно крошечной бусинке, плавает островок.
Двое — он и она, дышащие любовью и нет здесь места для иного.
Белые берёзки хохочут вместе с ними, а сосновый бор кажется им огромной горой воспоминаний…
И, если тщательно приглядеться к этому, хлопотливому потоку событий, то станет ясно: всё в мире — не прохладный кусок льда, а наоборот: дыхание несказанного Цветка.
Как известно, умирает последней. А умирает ли?
Она для человека является внутренним теплом, то есть тем стремлением, что помогает нам оставаться непоколебимыми в сложных жизненных ситуациях. Она за гранью свободы…
«Живите Надеждой»
Огнём взметнулась осень в небеса. Зажглась багровым знаменем листва. И травы стали увядать. Угрюмый лес стоит в тени.
Не стало нам хватать и птичьей болтовни. А на пруду гуляет ветерок. Ручей журчит тоскливо.
Природа нарядилась на парад, готовится достойно встретить холода.
Огнём взметнулась осень в небеса!..
Стук. Окно, за ним идёт снег. А здесь тишина — оглушающая тишина. Пишу. Там раскаты концерта природы. А здесь нет, — мысль бессильна. Что же тогда?
Стук. Окно, за ним идёт снег. А здесь свет не живой, капают зёрна воды. Играет, играет. Что? Ветер. Там он гонит снежинки, здесь он гонит жизнь. Ветер.
В бездыханности льда смыкается движение воды, направленное к небу.
— Замри!
Молчит сердце воды.
Отражение?
Но кинешь комок крепких и горячих слов, — царство кристалла затрещит и ответит крохотными каплями Источника.
— Отомри!
И.П.
Тихий взмах разговора я пытаюсь догнать.
У тебя на листе тонкие чёрточки света, а сама ты — улыбка облачка уст.
Я прошу, просто обернись на секунду и «ударься» в меня.
Филигранный мрамор мешает: разбить!
Над нами овальные диски и медные прутья рифмованной ночи. Твои тонкие кисти рисуют цветы.
И, свершилось, я поймал твой взгляд с хитрецой! Тут же вспыхнуло пламя в груди…
Мы с тобой уже на горе, где огромное небо водопадом спускается в рощу, где родная заря вечерами чувствует наше дыхание, где жёлто-светлый образ Луны из серебряной ванны шлёт привет.
А мы только смеёмся и любим друг друга.
Синтез духовности — самый редкий дар, именно он зажигает свет мира.
Со светом мира ничто не сравнить. Свет обжигает, но его лучи ищут.
Н. К. Рерих
После дождика утро расцветает, как божественная полевая ромашка.
Хочется помечтать…
Можно представить себя… ну, хотя бы жёлтым шмелем, который летает над мокрыми листами лугов и над испускающими пар квадратами строений.
Можно представить себя и чайкой, парящей так высоко, что с земли её даже не видно.
Можно представить себя… да кем или чем угодно! Фантазия без границ.
Поле, тропа, поворот, спускаюсь.
Люди стоят с бочками, грубыми вёдрами. Плачет чей-то ребёнок.
А что здесь? — в низкорослых подушках плакучих ив — родник, вытекающий прямо из твёрдой земли.
Право же, чудо: чистая, прозрачная струйка, бормоча на неведомом языке, спускается прямо в руки!
Наберу с собой воды и пойду по густо заросшему берегу реки, в которую впадает этот родник. Она, как старшая сестра, держит бережно его за руку, и ведёт, и ведёт к неизвестному.
Вчера в гости прилетел ко мне ветер — давнишний друг.
Вот была забава плавать при лёгком шторме на стареньком диване. Волны, точнее сказать шторы, так и хотели потопить мой ветхий корабль и утащить за собой…
Когда же стихло, стало спокойно, то на полотне этого выдуманного моря начала вырисовываться настоящая лунная дорожка. Она окрасила всё в сиреневый, приятный цвет ночи. А «крейсер» лёг в дрейф.
Вдруг я заметил, что за этой картиной, за моей игрой образов наблюдает звезда. Протянул к ней руку и поздоровался с ней. Мне показалось, что она от смущения стала гореть ещё ярче…
Не знаю, услышала она меня или нет, но я знаю, что всё это не случайно: и лёгкий шторм, и игра с ветром, и эти слова…
Загоны, клетки — разорвать!
«Разрушить все видимые и невидимые тюрьмы — свобода!»
Полная свобода!
Глубоко ночью, под журчанье и бульканье лесного ручья, что виляет замысловатым рисунком, задумался: «Вот ручей бежит быстро, стремительно, шумно-холодно, а жизнь моя? Она точно также бурлит, бежит и вливается, как этот ручей, в реку, реку судеб, Жизни…»
Костёр почти догорел, скоро рассвет. Над ручьём стал стелиться туман — он словно бы закрывал, прятал его от меня. Было тихо, птицы ещё не проснулись. Холодок раннего утра бежал по спине, и меня охватила радость. Я счастлив! Счастлив…
В этот момент на небе раздался оглушительный треск.
И из ничего, из серой пустоты, стало проклёвываться, выкарабкиваться что-то яркое и необыкновенно горячее.
Минуту спустя оно уже выпустило заряд лучей, которые разбежались по окружающей их ледяной и почти непоколебимой поверхности, окрашивая ту в бело-розовые цвета.
Появилось, появилось огненное око, отразившееся в реке сиянием раннего утра.
Центр всех центров и зерно вех зёрен…
На противоположном от меня — левом — берегу, поросшим невысокой мягкой травой, тянулась дорога. Заметил, что по ней бодро вышагивал человек, но он шёл не по самой дороге как таковой, а рядом с ней, ближе к реке и где трава сливалась по цвету с водной гладью.
И мне захотелось, что бы роса мочила ему ноги, а он в ответ радостно улыбался; что бы новорожденное солнце встречало его своим спокойствием, вселяющим в сердце надежду, что день будет мирным.
Мне улыбнулась застенчивая аллея, укутанная восточным, пугливым дымком. Идя по ней, я чуть не упал, запнувшись о кудри корней — нужно будет почистить тропу.
А шахматные клумбы, сила которых, на мой взгляд, в полётах-прыжках пчёл-трудяг — неугомонны.
Около пруда — храм любви — беседка. Там нет места для маскарадных отношений. Там Она…
Поднявшись на вершину холма, увидел, как вдалеке, за полями, бушует гроза: громада серой тучи повисла над горизонтом, то и дело выпуская тонкие язычки молний. Хорошо бы, если эта буря и дойдёт до нас, то только в виде летнего, солнечного дождика…
Смотрите-ка: крохотный паучок (серебро его — сетка) запутался.
Показалось?
Когда я лежал в безвременье, и мимо меня проплывали белые облака с золотыми отливами, — они были освещены вольными лучами солнца — я вспоминал, как приятно было играть вместе с горизонтом разноцветными камушками, как подкидывали мы их кверху и как они глухо падали на мокрый песок. Я вспоминал, как разбивались волны океана о скалистый и крутой берег. Я вспоминал цветение шиповника…
Да, это было. Память.
А.Л.
Солнечные люди, с вами ли музы? Сонаты уже играют в фиолетовом небе, — слышите?
Кап-кап — вздрагивает земная тональность. Мимо неё проносится бенгальский вихрь, уносящий всё злое и недосказанное. Холмы, а может быть, весёлые старцы уважительно кланяются вам.
…Какая смешная кудряшка у леса…
А путь ждёт. Путь гармонии.
…Продолжаем любоваться мистическим пейзажем — тоже мне кривая античная арка или упавшая звезда. Ну, Бог с ним!..
…Закрою глаза и услышу Её голос, прочту Ей огненно-мягкий стих…
Прочь, сухая листва, при всём твоём великолепии — прочь!
…Ещё сила её духа. Она сильна…
…Вернёмся. Открыть двери и окна и впустить необъятное. И пусть зависть растворится в найденных лучах счастья. Да! Сделать шаг, крохотный шажок. Ведь нужен разбег для полёта…
И вот подхватили нас лебеди — бесконечные горизонты озарений!
И сказал мне: совершилось! Я есмь Альфа и Омега, начало и конец;
жаждущему дам даром от источника воды живой.
Побеждающий наследует всё, и буду ему Богом, и он будет Мне сыном…
Откровение Иоанна Богослова
А.Л.
Драгоценный блеск далекой страны. Короли там шумят и балагурят. Их декорации очень жестоки.
Герцог — сын герцога. Высокий молодой человек, всей душой любящий… Уважающий своё государство.
Свирепый философ и логик — пытается обучить его западной грамоте — вот чудак! Слуга же монгол, напротив, твердит о востоке… Как обычны эти два образа и как они вечны!
Деревья. Дрожание листьев.
Сам он хотел видеть только Истину. Красавицы, знавшие его, становились безумными. Обман и Герцог — навсегда враги!
Цельность мира молчит при виде его на коне, буйство народа прекращается по его жесту — удар пальца.
Наступило время. Он Воин, он Победитель, он Властелин, но кого? Уже мудрый правитель. Он не стар, но честь теперь относительна.
Элегантность познания и метамарфозность истории сотрут пылинки с неважных деталей. Его флаг — двухцветный. Двойственность и коварство.
Что же выше его изумительной славы — всё?! И обычные дороги песка, и до сияния чистые размашистые степи, и сила весеннего утра, и любая точка неба, любая нота космической оперы!
…Смирение битвы.
Ему есть оправдание — он Любит!
Боги: Меркурий, Венера, Мать, Марс, Юпитер, Сатурн, Уран, Нептун, Плутон… — и Мессия хором приветствуют его правду.
Герцог — человек, и формулы наши, верно, не правы.
Музыка, тихая спокойная музыка сфер в лёгких облаках: «Я вас люблю. Вы слышите? Прошу, станьте моей Королевой. Ваш голос растопил Арктику и Антарктику. Его услышал я сердцем. Мы флейта и скрипка, сонет и рондо. Я вас люблю».
Армады звуков вздымаются к вершинам. И среди них — голос жизни — Его и Её.
Вот она — Большая Медведица, сверкает надо мной через тонкое облачное полотно. Качается фонарь, туда-сюда бегают тени. В городе поселилась июльская ночь.
Не хочется спать, а хочется смотреть с этого балкона с самодельными тумбой и стулом. Смотреть вдаль, вслед ушедшему солнцу и ждать, когда оно вернётся. Меж тем любоваться рядами спящих птиц и слушать ветер в кроне высокой берёзы со свисающими ветвями, похожими на локоны любимой.
Тут же невольно приходят на ум тысячи мыслей, пробегают важные слова, погружаешься в воспоминания…
А после нежданно-негаданно ты роняешь знакомое с детства слово: «Мама!». Слово это — само по себе солнце. Оно превращает ночь в день, оно останавливает бури, оно успокаивает душу и несёт Добро.
И, когда произносишь его, всегда говоришь сердцем.
А.Л.
И видел я вещий сон.
Свет разрезал тьму и осветил Её — Ту, что не как все. Другая. Вещи растворились, остались только мы. Протянули друг другу руки и молвили, что Любим.
Прочёл свой стих. Она засмеялась и легко завальсировала по комнате, превращая её в летнюю поляну. Я же не отпускал Её и смотрел в Её глаза. Тут же нарисовал в воздухе, как кисточкой, рукой цветок — подарил его Ей и… Поцеловал.
Тотчас проснулся…
А.Л.
Нет, пусть, пусть горячая правда кричит, трубит и бьёт во все бубны!
Ангелы спустились на Землю, они глашатаи Неба.
Все — все вселенские светила, летя кто куда, чувствуют приход нового, свежего…
Одиноких сердец в этих мирах не осталось.
Звучит смешно и забавно фортепьяно гения. Поёт светлой душой влюблённый пиит Возрождения. Слезы тихо высохли и превратились в правильный горный хрусталь. А наш бесшабашный корабль с бело-зелёным парусом бороздит сиреневый океан.
Светло и легко!
А.Л.
Все дети — это цветы. Весёлые, добрые, чаще шумные, цветы. Они великолепны в своём блеске, как звёзды. Они ценны точно так же, как дорого Слово Господне… Их огонь бесстрашен. Они мыслители; в земной карусели — точка опоры.
Наступил вечер, и мы хотим спать, а эти светлячки — наоборот. Их прихоть — играть да петь песни. Великий мастер хокку бессилен описать это действо.
Меж тем уже рассвет… Бутоны сопят: им он не важен.
Гребни, гряды облаков пришли с синеющего севера и не пропускают лучи солнца…
Сон длится до позднего утра… Ну, наконец, пробудились! «Шу-шу-шу» — не мешаем. Бесценно пробуждение друзей, как и бесценно пробуждение их весенней радости. Да! Именно весенней — весна им мать. А их радость — то же чувство, что при взгляде в морозную ночь на одинокую яблоню с мыслью о её цветении.
Теперь они обласканы солнечным теплом — и всё начинается заново…
Мы сели друг подле друга и взялись за руки — о, что за ощущение единства со временем: всё внешнее будто исчезло, я стал как будто моложе — свободней. Они взяли меня играть с собой. Чудо! — цветы играют с жалким их подобием… И кувырок, улыбка… прыжок, смех.
Люди, нет, я не сошёл с ума — просто, во мне словно горит огонь весенней радости, словно слышу, как в огромном зале играет король вальса…
Знаете, я ещё скажу: «Нет, не гаснет в нас со временем высокий свет надежд — нет, не превращаемся в мёртвый лёд. Нужно раскачать, потрясти, как ореховое дерево, нашу память».
Жизнь есть подобие любви. А та, в свою очередь, даёт нам «живую воду» и пробуждение… Сам удивляюсь и не узнаю себя.
Ах, серебром пороги под ней, синим камнем ступеньки под ней…
А что за окном?
Напряжённость. Смотрю: весна не знает покоя. Огромные врата новой палитры не на запоре, вздорные башни гор с щелями разломов сейчас похожи на лазурный венец жемчуга. Чуть ниже снега уже сломались, там властвуют лучи светила. Они указывают путь птицам. Ем поклоняются свеже-зелёные поляны с несказуемыми подснежниками.
Последовательность движения, нетерпеливость свежести и глубина мысли, что там, что здесь — это ли не есть суть философии, это ли не есть красота Единого?
Очень важна человечеству ступень Духа, преодоления барьера самости и вещи, принятие везде имеющей место гармонии. А вы скажете: «Об этом уже говорилось тобой, и не только тобой тысячи раз?» Да, я и не отрицаю. Но это же правда!
Я кажусь себе красноглиняным, слепленным вручную кувшином раздумий, заполненным чувствами и отражающим в своём горлышке три вечно ярких звезды.
Представьте себе: походная палатка, в руках у меня томик любимого поэта — вот жеманство!
Выхожу. Передо мной — бесконечно раскинувшееся и вправо и влево поле. А позади так же необъятный лес.
Как хорошо. Идет мелкий, но частый дождик. И каждая травинка, каждый листочек на этом великолепнейшем полотне оживает.
Как хорошо! На щёку попала капля дождя и слилась воедино со слезой счастья.
Живое. Живые и растущее из земли небо с огромными лиловыми облаками, и широкое поле, и диковинно разный лес.
— Нет ничего для меня приятнее, чем лежать на земле и смотреть на ночное небо, сплошь усыпанное мириадами звёзд. Млечный Путь, Райская птица, Единорог, Паруса, Большая Медведица…
А подумать: вот так и открывались сокровенные тайны многим отшельникам, когда они просто смотрели на небо.
— Ты видел, упала звезда!
— Да, вон ещё одна!
— Скорей загадывай желание…
— Загадал, а ты?
— Я тоже.
— Я люблю тебя…
— Я тоже тебя люблю…
— Навсегда?
— Да! Навсегда.
На краю селения высился дом. Он был ограждён серым забором, за которым располагался сад. И именно этот сад заключал в себе какую-то таинственность. Его молодость на фоне окружающей дряхлости была удивительна.
Неподалёку от ворот лежала чердачная оконная рама круглой формы. Не знаю, почему я обратил на неё внимание, но что-то в ней было…
Заглянув внутрь, увидел его… Он мирно поливал лейкой кусты клубники.
Так, постояв, отягощённый знанием, я зашагал прочь.
…Взмах крыла бабочки и сложный её полёт…
Главное, чтобы это было кому-то нужно.
Дай Бог… Дай Бог!