Желая про любовь ей рассказать в стихах,
И в строчках воплотить безумной страсти рай,
В надежде, что проймут ее мои слова,
Причудливость строфы и редких рифм игра,
И чтобы пробудить свое воображенье,
Я стал листать труды поэтов всех эпох. —
Воздастся мне сполна за творческое рвенье
Потоком из идей великих мастеров.
Но не пошли мне впрок их опыт и уменье —
Состарился давно высокий слог отцов,
А шоры ремесла препятствуют горенью —
К фантазии канон безжалостно суров...
О, как мне укрепить ленивое перо?!
А муза говорит: «Душой писать слабо?»
Не сразу, как от выстрела картечью,
Но ранен был, и кровоточит рана,
И знаю, — может быть, сегодня — рано,
А завтра покорит любовь навечно.
Увидел. Нравится. Влюблен ли? — Нет.
И вот, когда страданье полновесно,
Когда сопротивленье бесполезно,
Приходится принять любви декрет.
Свободу безвозвратно потеряв,
Как московит, родившийся в неволе,
Не устаю твердить, что всем доволен —
Ужасен и жесток тиран, но прав.
И верю сам, как я безмерно рад,
Что каждая минута жизни — ад.
Да, правда, что глаза даны, чтоб излучать
Горящий изнутри божественный огонь,
Как правда, что лежит Господняя печать
На всем, что есть Его природа и закон.
Как правда, что воображения игра —
Стрела, которою известен Купидон.
Но пораженные стрелою той сердца —
Храм без священников, без мессы и икон.
Как правда, что искать бессмертной красоты
Бессмысленно — ведь красота лишь тлен и прах.
И только доброте, не видимой в тени,
Не нужно памяти в скульптурах и холстах.
Но правда, что когда уйти настанет час,
Лишь память о любви останется от нас.
Все девять муз пускай нужны другим,
Чтобы, себя вообразив Пиндаром,
Достигнуть поэтических вершин,
Варя из стоп словесные нектары.
Пускай иной сияет гордо в славе,
Сумев сказать про старые проблемы,
По-новому вставляя в строчку слово,
Играя формой, рифмой и размером.
А мне хватает музы лишь одной.
О ней строфу слагаю за строфой,
И, обходясь без творческой свободы,
В твои глаза, любимая, смотрю
И, как художник летнюю зарю,
Копирую творение природы.
О, добродетель, как же я устал —
Борьба желанья с мудростью моей,
Наверное, и есть твой идеал.
Что предпочтешь ты? — Говори скорей!
Твоя мораль пригодней для Като.
Но если все же выбрала меня,
То не пристало говорить потом,
Что я твоим стараниям не внял.
И если у ворот в предел иной
Предъявят мне последний в жизни счет
И нужно будет возвращать долги,
Обещанная некогда тобой
Расплата за желание придет, —
Раскаяния от меня не жди.