океан неприрученным зверем кусает сушу.
на рассвете старый звонарь поднимается в башню
(двести сорок крутых ступеней), борясь с удушьем.
день сегодняшний отражается в дне вчерашнем.
ах, как сладко — вызванивать миру чужое счастье.
ах, как больно — оплакивать жизнь в монотонных гимнах.
льнет веревка к ладоням и волны ласкают снасти:
не рыбак — «ловец человеков» пугливый Симон.
Магдалина стирает белье в ледяной купели.
римский стражник считает ворон у ворот Долины.
ждет народ в Фиатире пророчества Езавели.
грех на грех. глаз за глаз. ни один не рожден невинным
круг замкнется с последним ударом, и тени — сгинут.
и опять двести сорок ступеней, борясь с удушьем.
Петр — охотник, нацелит гарпун в китовую спину…
за секунду до выстрела Небо закроет уши
1.
все реки, вены наших городов,
стремятся к солнцу, ветру, к морю…море,
соленое и горькое от снов
и мальчиков, и девочек, и женщин,
живущих на горе себе на горе.
торопится вода. вращает жернов.
одна и та же пьеса день за днем:
кондитер вместо теста месит глину,
чтоб женщины себе слепили платья,
чтоб мальчики себе сваяли шпаги.
дуэт. дуэль. отсчитывать шаги.
как петушки бойцовские на ринге.
сыграем в смерть — пусть девочка заплачет.
достанет из волос цветные ленты,
и голосит, и вытирает слезы
изящной ручкой с кружевным платком.
возрадуются дети: бинго! бинго!
устроим праздник — пышные поминки.
еще один безвременно погиб.
2.
плывет по небу солнце — рыжий кит.
в садах царит прожорливая тля.
две тыщи лет не помнят об улыбке
суровые седые рыбаки.
их страсть — колосс на глиняных ногах.
их жены спят в узорчатых чепцах
из сонных рук не выпуская спицы,
на бесконечно длинных покрывалах
вывязывая сонмы желтых птиц,
и белых роз, и розовых кувшинок.
но женщинам — пустые колыбели
качать весь век и, ждать своих мужчин
под песни ветра. ворожить и помнить
под жалобы и смех нетопырей.
с утра забота сети расставлять,
а вечером, собрать улов и злиться:
приносят волны сорную траву,
проклятия, молитвы, стоны, страхи —
дары от затонувших кораблей.
а рыбаки, забыв покой и дом,
сидят на берегу и смотрят в море,
и нерожденных сыновей зовут.
мужчины так похожи на детей,
что выросли и разучились плакать.
сделан каркас из кости, а плоть из глины.
не омыли, не перерезали пуповину.
что Адамовым детям до Евиной боли?
так и стоишь одна, посреди черного поля,
голова не покрыта и смерть в подоле.
кормишь пустую землю водой соленой.
по весне лебеда прорастет сквозь лоно,
даст отравленный плод — ни себе, ни людям…
помнишь яблоки на золоченном блюде?
любому сосуду, кричал мне, обжиг положен.
поедал любовь на завтрак, обед и ужин.
от греха подальше — взял и отдал прохожим.
купи за медяшку завтра — не будешь мужем…
когда-то желать устанешь, посеешь семя.
чужая ладонь родит тебе истукана:
лицо и улыбка — ангела, сердце — змея…
и будет у Авеля сын, по имени Каин
иди, но закрой глаза и слушай: поет прибой,
читает чужие сны вода, волна за волной.
и мир, точно рыба в сеть, уловлен в силки луны,
пьет света холодный яд. твой каин опять уныл,
и авель смирен на век, адам, как всегда, смешон.
три нити в один клубок прекраснейшая из жен
скрутила и плат прядет, но зреют в саду плоды.
единожды выбрав плоть, не миновать беды.
садовников, пастухов из разноцветных глин
лепи себе, господин, но кадиш для всех один.
пусть прялка скворцом скрипит, и скерцо свистит свирель, —
ты знаешь: любую страсть простит и оплатит смерть
ныне набиты поля менхаденом, зерном и трескою.
слушают дети шепот прибоя, а синее небо
льется из амфоры лета в ладони и стонет
под урожаем влажная почва в истоме.
ветер поет в честь серебряной сельди и черного хлеба.
не торопись вырываться из нежного плена
рук цвета меда и меди. помедли
в сумрак входить. дай мне имя и время.
ветер изменит тональность — приблизится вечер.
собраны зерна надежды, но высшая мера
нас не минует, мой ангел. Последний и Первый
свиток небесный свернет и звезды померкнут.
чувствуешь? — сердце целует уставшая вечность.
видишь, как ширится бездна от края до рая?
слышишь, что шепчет песок и пыль засыпая
раньше живой водоем?
там, перед самым обвалом в беззвучие света,
спой мне о жизни, о страсти и запахах лета.
пой, пока имя мое не расстанется с телом.
мы никуда, понимаешь? — и страх отступает —
больше уже не умрем…