За здоровье и счастье тех умников пьем,
Кто додумался, как нам очистить свой дом:
Из воров и разбойников сделать людей,
Их отправив на каторгу в Ботани Бэй.
Есть свободный и дошлый повсюду народ,
Не привык одеваться и есть за свой счет.
Если деньги получат, все тратят скорей, —
Пусть они отправляются в Ботани Бэй.
У напудренных щёголей много долгов.
Если время проводят в веселье балов
И не помнят о сроках своих платежей, —
Пусть они отправляются в Ботани Бэй.
Те, кто в кости играет, кто любит бильярд,
Те, кого увлекает мелькание карт, —
Те семью разоряют игрою своей.
И такие пускай едут в Ботани Бэй.
Есть мужчины — от кроткой законной жены
Непременно гулять, негодяи, должны.
Их бы надо представить пред очи судей
И отправить пожизненной в Ботани Бэй.
Есть гулящие девки — и ночи, и дни
Всё к прохожим на улицах липнут они.
Чтобы нам уберечь от разврата парней,
Проституток отправим-ка в Ботани Бэй.
Умножают дельцы капитал родовой:
Бедняков разоряют и гнут их дугой.
Бессердечная свора дельцов-богачей!
Негодяев таких надо в Ботани Бэй.
Величайшие люди в Британии есть:
В разговорах у них — только честность да честь,
А на деле они обдирают людей, —
Всех бесчестных отправить бы в Ботани Бэй.
Те бесстыдники, кто умножает разврат,
Губит юных девиц, отправляя их в ад,
Кто терзает сердца пожилых матерей, —
Ваше место, развратники, в Ботани Бэй!
Мы очистим теперь загрязнённый свой дом,
Подстрекателей всех из него уберем,
И пускай они тысячи тягостных дней
Будут хлеб зарабатывать в Ботани Бэй.
Арестованных тысячи в тюрьмах у нас,
На свободе воров — больше в тысячу раз.
Все, кто ищет обманных, бесчестных путей,
Пусть уедут на каторгу в Ботани Бей.
На меня вы в обиде за песню мою,
Я её тем не менее вам допою:
Если шапка на воре горит, то ей-ей,
Пусть хозяин её носит в Ботани Бэй!
Ребята, слушайте теперь
Рассказ нехитрый мой.
Мне был приговор — уплыть навсегда
Из Англии родной.
Судья сказал: «Виновен, сэр,
Виновен, — сказал судья, —
Джим Джонс, пожизненно тебя
За море вышлю я.
На корабле ты поплывешь
По пенистым волнам.
Не буйствуй, не пей ты в Ботани Бэй,
Не то тебя вздернут там.
Ты будешь вздернут, Джимми Джонс,
Да, вздернут, — сказал мне он, —
И будут косточки твои
Обедом для ворон.
Запомни, что я говорю,
И бунтовать не смей.
Упрямство мы вышибем из тебя
На каторге в Ботани Бэй».
Качали в море волны нас,
И ветер сурово выл.
Уж лучше бы я в волнах погиб,
Чем в Ботани Бэй приплыл.
Скрипят колодки день и ночь,
Нас гонят, как рабов.
Работать идем — а если умрем,
Хоронят без крестов.
Но я колодки разобью
И в заросли уйду.
И Джека Донахью отряд
Я где-нибудь найду.
Я поздней ночью проберусь
Сквозь городскую тьму
И всех, кто в моей судьбе виноват,
Убью по одному.
Еще попомните меня,
Еще удивлю судей,
Еще пожалеют, что Джимми Джонс
Отправили в Ботани Бэй!
Придите, браконьеры, поговорить со мной,
Бродить с ружьем вы любите под молодой луной,
Силки вы ставите, ни с кем добычу не деля,
И не боитесь, что вас ждет Ван Димена земля.
Несчастный Браун, смелый Джо и Мэрфи, их дружок,
Три смелых браконьера попались на крючок.
На двадцать лет сослали их слуги короля
Туда, где простирается Ван Димена земля.
Мы там сошли на берег — и в этот самый час
Плантаторы явились и окружили нас.
И, как коней в упряжках, погнали нас в поля,
Мы плуг таскаем, чтоб цвела Ван Димена земля.
Из серой глины хижины жилищем служат нам,
И на сырой соломе дрожим мы по ночам.
Костры мы разжигаем, окрестных тигров зля,
И до утра как может спит Ван Димена земля.
Для нас теперь на родину надолго путь закрыт,
Так пусть же наши семьи господь благословит.
На сто мужиков по бабе — и не с кем погулять,
Пусть как-нибудь обходится Ван Димена земля.
Одну девчонку Пегги сослали на двадцать лет.
Ей так же, как и прочим, домой возврата нет.
Женился на ней плантатор в начале февраля, —
Вот ей пошла на пользу Ван Димена земля!
Во сне одно и то же частенько вижу я:
Что я лежу в Ирландии на берегу ручья.
Подносит эль красоточка, мне душу веселя…
Проснусь — кругом постылая Ван Димена земля.
Ах, если бы мне сто тысяч, я бы деньги не хранил,
А я бы все потратил — и волю бы купил.
Дождался бы в Ирландию любого корабля, —
Тогда прощай навеки, Ван Димена земля!
Джек Дулан — всем известно — был сыном бедняка,
И Сорванцом в округе прозвали паренька.
Его любила нежно мать, гордился им отец,
Был радостью для все семьи Каслмейнский Сорванец.
Вперед, сыны отважных! Мы выси гор пройдем,
Бродяжничаем вместе — и вместе мы умрем.
Уйдем по горным склонам, поселимся в лесах,
Но никогда, но никогда не станем жить в цепях.
В шестнадцать лет отцовский дом для Джека тесен стал —
По солнечной Австралии бушрейнджер зашагал.
Он дерзко грабил скваттеров, захватывал овец —
И стал грозой Виктории Каслмейнский Сорванец.
Вперед, сыны отважных! Мы выси гор пройдем,
Бродяжничаем вместе — и вместе мы умрем.
Уйдем по горным склонам, поселимся в лесах,
Но никогда, но никогда не станем жить в цепях.
В шестидесятых начал карьеру он свою,
Опасность презирал он — и побеждал в бою.
Кареты он остановил — и с золотом ларец
Из рук дрожащего судьи взял дерзкий Сорванец.
Вперед, сыны отважных! Мы выси гор пройдем,
Бродяжничаем вместе — и вместе мы умрем.
Уйдем по горным склонам, поселимся в лесах,
Но никогда, но никогда не станем жить в цепях.
Сказал он: «Будьте честным, совет я вам даю!
Я сроду не напал бы на честного судью.
Но вы крадете сыновей у матери, подлец,
И воровать они начнут, как начал Сорванец!»
Вперед, сыны отважных! Мы выси гор пройдем,
Бродяжничаем вместе — и вместе мы умрем.
Уйдем по горным склонам, поселимся в лесах,
Но никогда, но никогда не станем жить в цепях.
Однажды рано утром Джек ехал не спеша,
Он слышал пенье птичек — и пела в нём душа,
И вдрут три конных стражника: «Попался наконец!
Тебя мы арестуем, Джон, Каслмейнский Сорванец!
Вперед, сыны отважных! Мы выси гор пройдем,
Бродяжничаем вместе — и вместе мы умрем.
Уйдем по горным склонам, поселимся в лесах,
Но никогда, но никогда не станем жить в цепях.
Сдавайся-ка, Джек Дулан, ты против нас один,
Во имя королевы сдавайся, сукин сын!»
Джек мигом пистолет достал, как опытный боец.
«Погибну, но не сдамся вам!» — ответил Сорванец.
Вперед, сыны отважных! Мы выси гор пройдем,
Бродяжничаем вместе — и вместе мы умрем.
Уйдем по горным склонам, поселимся в лесах,
Но никогда, но никогда не станем жить в цепях.
Прицелился он в Кевина, с коня его свалил,
Но тут в ответ от Дэвиса он рану получил.
И третий стражник выстрелил, и наступил конец
Отважному бушрейнджеру по кличке Сорванец.
Все, кто неволю проклинал, оковами звеня,
Бушрейнджеры и ссыльные, послушайте меня.
Он тоже жил в Австралии, отважный мой герой,
Он всей стране известен был как юный Джонни Трой.
Джон Трой родился в Дублине, сей город знаменит,
И там он в честной рос семье, вам всякий подтвердит.
Но выслали в Австралию его за воровство —
Приговорили к каторге на восемь лет его.
Сто сорок ссыльнокаторжных приехали весной:
Кто за убийство осужден, кто просто за разбой.
И Джонни Трой поклялся им, отваги не тая:
«Я к ночи всех освобожу — иль буду я не я!»
Шесть полицейских стражников, усиленный конвой,
Слыхали, что какой-то шум устроил Джонни Трой.
Шесть самых преданных друзей и непокорных душ
В ту ночь бежали с каторги, ушли за Джонни в буш.
«Теперь, друзья, свободны мы — и к берегу пойдем,
И там, на вольном берегу, колодки разобьем,
И там, на вольном берегу, поспорим мы с судьбой,
И песню дружно запоем «Отважный Джонни Трой» ».
Джон Трой, Тим Джексон, Джеки Дани и Билли Харрингтон —
Храбрее не было парней с начала всех времен.
Раз на дороге встретить им случилось старика,
К нему подъехал Джонни Трой, чтоб напугать слегка.
«Отдай мне деньги и часы, проваливай быстрей,
Не то я вышибу мозги из головы твоей!» —
«Так нет часов — и денег нет, — сказал старик ему, —
За дерзость я во цвете лет отправлен был в тюрьму.
Теперь мне ссылку отбывать — с детьми живу, с женой». —
«Тебя не станем грабить мы!» — воскликнул Джонни Трой.
Полсотни фунтов он достал: «Неси домой, старик».
Коня пришпорил: «Бедноту я грабить не привык
Мои враги — богатый люд, дружу я с беднотой.
В народе все меня зовут отважный Джонни Трой.
Оружье к бою зарядить! — был всем его приказ. —
Сегодня ночью будет бой с полицией у нас!»
В бою был схвачен Джонни Трой, приговорен и вот
Десятого апреля он взошёл на эшафот.
Друзья пришли проститься с ним, и взор блеснул слезой:
«Прощай, прославленный герой, отважный Джонни Трой!»
Такой уловки в мире нет,
Чтоб помогла найти наш след,
Любой известен нам секрет
В шайке Нэда Келли.
Друзей полно у нас везде,
И не оставят нас в беде,
И не узнать жандармам, где
Шайка Нэда Келли.
Вдвоем, втроем и вчетвером
Мы в банках золото берем,
Кому угодно нос утрем
Мы, шайка Нэда Келли.
Хотите славно погулять?
Так приходите нынче в пять —
И будет весело опять
В шайке Нэда Келли.
На ферме жил скваттер — хозяин примерный,
Готовиться к стрижке он начал усердно.
Пришли стригали — и хозяин доволен:
Кто сотню за сутки стрижет, а кто более.
О золоте слух лихорадкой промчался, —
И скваттер за час без рабочих остался.
«Постойте, куда вы? — кричал он обиженно, —
Ведь овцы в загоне остались нестриженны!»
Но все разбежались — ну что за бандиты!
У бедного скваттера сердце разбито.
Стучатся какие-то свэгмены в двери,
И радостно скваттер им стрижку доверил.
Но что же, о боже, они натворили?
Овечьего мяса с боков отхватили!
И блеяли бедные овцы изранены,
И с шерстью утратили клочья баранины.
Вздыхал старшина, им бока зашивая,
Монету и харч ловкачам выдавая.
Проходят два месяца, долгих и скверных, —
И кто же однажды явился на ферму?
В потертой и грязной одежде старателей
Узнал он ватагу давишних приятелей!
Хозяин их встретил такими словами:
«Судьба, очевидно, неласкова с вами?
Но я вам работы не дам, так и знайте,
Сначала как следует поголодайте». —
«Работы? Да что ты? — сказали парнишки, —
Нам нынче, хозяин, совсем не до стрижки!
На приисках мы застолбили участок,
Такая удача бывает нечасто.
Дела у тебя не блестящи, наверно,
Вот мы и пришли покупать твою ферму.
Тебе мы местечко дадим неплохое,
Тебя мы на ферму возьмём старшиною,
Тебе мы положим хорошую плату,
Не станут, наверное, спорить ребята!»
Правдиво поведал я вам эту повесть,
Поверьте, солгать не позволит мне совесть,
Такие у нас передряги бывали,
Подобное выдумать можно едва ли!
Наш бедный папа на пять лет отправился в тюрьму.
Костюм в полоску выдало правительство ему:
Своим клеймом он заклеймил совсем чужих телят…
Как плохо нам теперь, пока он не придет назад.
У нас жаркое из кенгуру и суп из хвостов на обед.
С тех пор как наш отец в тюрьме, на ферме жизни нет.
Все овцы сдохли от чумы, овес поела тля,
А мама пригласила в дом бродягу-стригаля.
У нас умножится семья, подозреваем мы,
До той поры, когда отец вернется из тюрьмы.
У нас жаркое из кенгуру и суп из хвостов на обед.
С тех пор как наш отец в тюрьме, на ферме жизни нет.
Сестрёнка Бесс сбежала в лес с каким-то ловкачом,
А он удрал и сделал вид, что вовсе не при чем.
Пожалуй, ферму продавать придется до зимы…
Неважно, лишь бы наш отец вернулся из тюрьмы.
У нас жаркое из кенгуру и суп из хвостов на обед.
С тех пор как наш отец в тюрьме, на ферме жизни нет.
Досрочно он освобождён — наверно, заслужил.
Он руку стригалю пожал и нас благословил.
Потом немного посмотрел на эту кутерьму —
На стригаля оставил нас и снова сел в тюрьму..
Прощай же, Квинсленд, край чумной!
Москиты вьются надо мной,
Край крупных мух, кусачих блох —
Неужто столько создал бог?
Жуки, мокрицы и шершни —
С ума совсем сведут они.
Стоножки, скорпионов рать —
Все норовят тебя сожрать.
Здесь лихорадка всех мастей,
Тарантулы и масса змей.
Гоанны здесь и кенгуру,
Бушрейнджеры и джекеру.
Здесь крыс прожорливых рои,
Здесь бандикуты, муравьи,
Пустыни, редкие дожди,
От листьев тени здесь не жди.
На реках нету парусов,
А на туземцах нет трусов,
Дома из веток — чистый бред,
А на туземках юбок нет.
Здесь есть цинга, болезни глаз,
Здесь воют динго в ранний час,
Кручат лягушки до зари,
А чащах бродят дикари.
Цветы без запаха цветут,
Деревья жалят нас и жгут,
Травы у Дарлинга щипнет —
И бесится рогатый скот.
То засуха — и нет воды,
То дождь разрушил все труды:
Овец погубит, урожай…
Какой благословенный край!
Баранина здесь хороша,
На за неё не дам гроша.
Я страшно рад, я страшно рад
Покинуть этот знойный ад!
От засухи изнемогал
Весь Квинсленд в том году.
Трава засохла на корню,
И было как в аду.
Тащились тощие волы
Унылой чередой
Сквозь засуху, жару и пыль
На дальний водопой.
Жара и засуха, волов
Изрядно доконав,
Их заставляла жадно пить
Из высохших канав.
И бранью крыли все воркуг,
Возжаждав перемен,
Два пастуха. Их осуждал
Один — Святоша Дэн.
Он говорил, что так решил
Премудрый наш отец,
Нам надо, мол, терпеть и ждать:
Жаре придет конец.
И странно — ни единый вол
У Дэна не подох.
Дэн уверял, что услыхал
Его молитвы бог.
Когда же первый вол подох,
Всё был спокоен Дэн,
Лишь целый день молился он
И не вставал с колен:
«Ты, господи, прибрал вола
В засушливые дни.
Пусть так, но пощади других
И мне их сохрани!»
Но что ни день — ещё вола
Терял Святоша Дэн.
И каждый день молился он
И не вставал с колен:
«Ещё прибрал ты одного
В засушливые дни.
Пусть так, но пощади других
И мне их сохрани!»
Но так и не было дождя
(Как жребий наш тяжёл!).
Из стада Дэна наконец
Один остался вол.
И Дэн, который бранных слов
Как следует не знал,
Встал у последнего вола
И к богу так воззвал:
«Какого дьявола ещё
Жив этот сукин сын?
Возьми его ко всем чертям,
Не нужен мне один!»
Так хохотали пастухи,
Что небо сотряслось,
И все пустились наутёк,
Промокшие насквозь.
А дождь лощину заливал,
И ветер ветки гнул,
И вместе со своим волом
Святоша утонул.
Стрижка позади, ребята, шерстью все мешки полны,
Так что в город я подамся разузнать насчет жены;
Всех двуногих непременно я теперь в расчет беру:
Представительную эму, попрыгунью-кенгуру.
Так скатаем одеяла — и в путь по стране;
Ты можешь в дороге довериться мне.
Тебе подарю я просторы лесов —
И руку, и сердце, и упряжку волов.
Я на стрижке постарался больше денег накопить,
Чтобы хорошую упряжку мне по случаю купить,
А тогда податься в Сидней, не жалея лучших дней:
Там любая согласится стать помощницей моей.
Тебя научу я, как щелкать бичом,
Болото нам будет с тобой нипочем:
Ты хлопнешь бичом хорошенько с боков —
И вытащим нашу упряжку волов.
Будем жить в тобой привольно, словно две больших реки,
Будем есть с тобой оладьи и лепешки из муки,
А когда захочешь мяса — я достать его смогу,
Если мы раскинем лагерь где-нибудь на берегу.
Жаркое мы сможем стушить на костре,
А свадебный пудинг замесим в ведре.
Мы самый веселый дадим из балов
Под звон колокольчиков наших волов.
Нам на всех девчонок хватит, их ведь целый хоровод:
Есть там Полли-Попрыгунья, есть там Пат-Прикрой-Живот,
Пегги-Ветка-Эвкалипта, Мэгги-Обвяжись-Корой…
Каджый новый поселенец может сделать выбор свой.
Поток иммиграции надо сдержать:
И двойни, и тройни мы будем рожать.
Джон Робертсон, верно, застыл бы без слов,
Увидев нас возле упряжки волов.
Я не знаю, как дождаться, жду ответа я пока,
Я волов хлестать не буду, запрягу коренника.
Только мне он ноль вниманья, даже ухом не повёл…
Бессемейному не хочет подчиняться даже вол.
Но хватит трепаться, есть выход один:
Возьму-ка я в жены хоть черную джин.
Она мне ответит: «Вот это улов!
А ну тебя вместе упряжкой волов!»
Как-то раз мы шли из Рото: там закончилась работа;
Заработали мы славно: погулять была охота.
Погулять тогда решили я и все мои дружки,
И отправились мы в Сидней, уложив свои мешки.
Но застряли мы у Гарри по дороге в Гандагай,
В кабачке Лентяя Гарри по догоре в Гандагай,
Прошагай пять миль оттуда — там и будет Гандагай.
Добрались до Маррамбиджи: перед нами тракт возник,
А еще через неделю перешли Барнатов Крик.
По пути была Уотта, близко Сидней: знай шагай!
Но застряли мы у Гарри по дороге в Гандагай.
Но застряли мы у Гарри по дороге в Гандагай,
В кабачке Лентяя Гарри по догоре в Гандагай,
Прошагай пять миль оттуда — там и будет Гандагай.
Много я знавал девчонок, выпил не один бочонок,
Я гулял, ребята, славно, напивался, как подонок.
Но такое злое пиво и девчонки — просто рай! —
Только у Лентяя Гарри по дороге в Гандагай.
Но застряли мы у Гарри по дороге в Гандагай,
В кабачке Лентяя Гарри по догоре в Гандагай,
Прошагай пять миль оттуда — там и будет Гандагай.
Поснимали с плеч мешки мы — и пошли гурьбою в бар,
Сразу рому заказали и по шиллингу сигар.
Зелье подала девчонка, подмигнула: эх, мол, знай!
И застряли мы у Гарри по дороге в Гандагай.
Но застряли мы у Гарри по дороге в Гандагай,
В кабачке Лентяя Гарри по догоре в Гандагай,
Прошагай пять миль оттуда — там и будет Гандагай.
Все спустили за неделю: ну, успели отдохнуть!
Рюкзаки опять надели — в Сидней вновь пустились в путь.
Нам махали все девчонки, мы махали им: прощай!
Кабачок Лентяя Гарри по дороге в Гандагай.
Кабачок Лентяя Гарри по дороге в Гандагай.
Прошагай пять миль оттуда — там и будет Гандагай.
И пошли мы по дороге, по дороге в Гандагай.
ОН:
Собаки лают во дворе, светает за окном.
В дорогу парни собрались, и кони под седлом.
Поеду я, любовь моя, сбивать в отары скот.
Со стригалями встречусь там, где Кондамайн течет.
ОНА:
О Вилли, милый Вилли! Позволь и мне с тобой!
Охотно я расстанусь с каштановой косой.
Обед я буду стряпать, вести овечкам счет,
Стирать вам брюки буду там, где Кондамайн течет.
ОН:
О Нэнси, что ты, Нэнси! Нельзя тебе туда.
Приказ был строгий: женщин не допускать в стада.
В тяжёлой той работе на силу весь расчет,
Тебе не продержаться там, где Кондамайн течет!
ОНА:
О Вилли, милый Вилли! Тогда останься тут.
Возьмём с тобою ферму и примемся за труд.
Тебе я буду стряпать, засею огород.
Там грубая баранина, где Кондамайн течет.
ОН:
О Нэнси, что ты, Нэнси, остаться не могу,
Ребята в путь готовы, вдогонку я бегу.
Прощай, целую. Я вернусь, когда сезон пройдет,
Когда закончим стрижку там, где Кондамайн течет!
Ну и местечко — Балларат!
Мне ну ни в чем там не везло.
Я все испробовал подряд,
И все срывалось, как назло.
Как начинаю вспоминать,
Себя я чувствую побитым.
Какой еще удачи ждать,
Когда кругом — одни бандиты?
Под Эврикой купил я пай,
Мы золотишко там нашли.
Богатство — только выгребай
Горстями прямо из земли.
Насос купили для воды…
И вдруг — надежды все разбиты,
И вдруг — пропали все труды:
Участок отняли бандиты.
А мы копали столько дней,
Трудились, точно ишаки.
Пошли к судье — ему видней,
Терять нам жилу не с руки.
Судья пыхтел, качал башкой,
Пробормотал, что будем квиты…
И все же, негодяй такой,
Участок присудил бандитам!
Вот я девчонку присмотрел,
Попался крепко на крючок.
Мою девчонку звали Сэл,
Она держала кабачок.
Я к ней явился как-то раз,
И вдруг какой-то тип сердитый
Вскочил и вмиг подбил мне глаз:
О господи, и здесь бандиты!
На танцах быть случалось мне
И наблюдать там сотни драк,
Но вот держаться в стороне
Не удавалось мне никак.
Пытался я от них удрать
И знал, что снова буду битым,
Меня хватали — и опять,
Опять кругом одни бандиты!
Пыталась местная печать
Найти с полицией контакт
И убедить ее начать
Какой-нибудь суровый акт.
Полиция взялась бы вмиг,
Но полицейских убеди ты,
Когда на каждого из них
Найдется пятьдесят бандитов!
Я о своей судьбе пою,
Такое уж моё житьё.
Кончаю песенку свою,
Мне полегчало от неё.
И пусть я кем-то из ребят
Отделан буду знаменито,
Но я скажу про Балларат,
Что правят здесь одни бандиты.
Ребята в Старой Англии
Напропалую врут,
Что золото в Австралии
Лопатами гребут.
И только австралийская
Нас приняла земля,
Как вместе с капитаном мы
Смотались с корабля.
Я со свэгом за плечами,
С закопчённым котелком,
Как заправский австралиец,
Исходил всё кругом.
Пошли сначала в Бендиго,
А после — в Балларат,
И разорились здорово
Иные из ребят.
Одни остались в Гилонге,
Другие — в Файри-Крик.
Нашел я состояние,
Но промотался вмиг.
Я со свэгом за плечами,
С закопчённым котелком,
Как заправский австралиец,
Исходил всё кругом.
И много лет я так брожу
Со свэгом на плечах
И золотишко нахожу
На разных рудниках.
Через леса мы странствуем
В погоне за съестным,
Не жалуют нас скваттеры,
А мы за это мстим.
Я со свэгом за плечами,
С закопчённым котелком,
Как заправский австралиец,
Исходил всё кругом.
Я к этой жизни так привык,
Мой свэг мне — целый дом.
Беру на левое плечо,
На правое потом.
Кладу я на спину его —
И на него ложусь…
Бродягой и скитальцем я
До смерти остаюсь!