«Фаэтология» — наука о фаэзии, новом литературном течении, возникшем в геокультурном пространстве Крыма. Предлагаемый цикл статей знакомит с основной терминологией и языком фаэзии: фаэт, фаэтика, фаэза, фаэма, фаэтослов; фаэтика имени, миры первообразов фаэзии. К предтечам этого течения можно отнести Эдгара По (поэма «Аль-Аарааф»), Уильяма Блейка (космогония), немецкого романтика Виланда («История принца Бирибинкера»), зрелого Даниила Андреева. Представителями фаэзии можно считать современных крымских фаэтов: Елену Коробкину, Марину Матвееву, Валерия Гаевского, Злату Андронову.
Так замереть над книгой знанья
Запретного мне раз пришлось;
Глаз жадно пил строк очертанья…
Но буквы, — смысл их, все слилось
В фантазиях… — без содержанья…
(Эдгар По «Тамерлан»)
В этом, на мой взгляд, суть романтизма: поймать очертанья строк книги знания и ускользнуть, не доглядев, не разглядев букв и их смысла, рассеяться в фантазиях без содержания. Вследствие этого постоянное стремление настичь и постичь тайный ускользающий смысл поэзии. Лёгкие, искромётные фантазии на первых порах, как у курильщиков опиума, сменяются у романтиков в итоге безнадёжных блужданий в этом мире фантазий без содержания мрачными апокалипсическими видениями, но и они только фантазии Поэзии, суть которой, Её буквы (азбука), по-прежнему скрыты от ясного и чистого взора потомков пеленой видений.
Именно так, в блужданиях без смысла, именно там, в пелене иллюзий, в плену видимостей была зачата фантастическая поэзия (фаэзия). Дух романтизма выпестовал её. Но, как цветок лотоса из болотной тины, выросла фаэзия из мрачных, зачастую безобразных, видений постромантической эпохи, преодолев существование вне Сущего (экзистенциализм), сбросив покровы мрачных иллюзий сюрреализма, и наконец, утвердившись в знании истинной азбуки, духовных букв Поэзии.
Незримое Провидение вело фаэзию сквозь миражи с целью взрастить и укрепить способность её духа отличать иллюзорное от существующего, а существующее от сущего. Обозначим Сущего фаэзии условным понятием — Фаэт. Этот Высокий Субъект постепенно, сверхъестественно (в силу фантастичности самой фаэзии) вводит вечные объекты, архетипы сущего в мир существования (экзистенции) поэзии. Обозначим их условными терминами — «фаэзы». Именно ими, первоэлементами, кирпичиками фаэзии, оперирует Фаэт в творческом пресуществлении из состояния бытийности в состояние осуществлённой экзистенциальности. Фаэзы — неделимые константы, буквы фаэзии. Алфавит или в высоком понимании квинтэссенция фаэзии — фаэтика. Сама фаэтика — синтез констант-первоэлементов в точке сущего. Вспомним «Алеф» и «Сферу Паскаля» Х.Л. Борхеса. Определим фаэзу, как алеф, содержащий в себе одновременно всё: как в состоянии первичного синтеза первоэлементов сущего, так и в состоянии конечной дифференциации каждого элемента в виде первообраза существующего. Определим фаэтику как сферу, центр которой везде, а пределы нигде. Таким образом, каждая точка сферы фаэтики — фаэза сущего — центр миротворения, алеф мироздания, квинтэссенция, содержащая в себе потенциально всё: и синархическое единство сущего, и иерархическое множество существующего; каждая точка запредельна и беспредельна. Число фаэз сущего условно бесконечно, как условно бесконечно число точек сферы фаэтики, центр которой везде, а пределы нигде. Итак, фаэтика — категория сущего, сфера, состоящая из условно бесконечного числа точек. Каждая точка — фаэза сущего — квинтэссенция, алеф сферы. Следовательно, фаэзы фаэтики запредельны и трансцендентны. Каждая трансцендентная точка дает начало имманентному миру. Число имманентных миров — фаэз фаэзии — также условно бесконечно. Существование имманентных миров объединено в гармоничное целое живым током фаэзии, пластично сплетающей миры экзистенции — фаэзы существования — в живой узор красоты существующего.
Итак, фаэзия — категория существования, ее фаэзы глубоко индивидуальные миры первообразов — квазифаэзы сущего. Если Высокий субъект сущего, Фаэт, мыслью объединяет точки сферы — константы фаэтики, если сама фаэтика мыслью Фаэта движется от точки к точке, стимулируя фаэзы к созданию имманентных миров, то вся эта идеальная деятельность сознания Высокого Субъекта трансцендентна творческому сознанию поэта (в дальнейшем этого посредника и проводника фаэзии будем называть фаэтом). Следовательно, категориями и элементами сущего этот тип сознания оперировать просто не в состоянии, вернее, он способен мыслить о трансцендентном, но для осуществления трансцендентного творчества в имманентном сознании нет элементов трансцендентного (и не может быть), с помощью которых имманентное сознание могло бы осуществить акт трансцендентного творчества. Удел творчества фаэта — сопряжение в момент творческого экстаза с фаэзами имманентных миров существующего (будем называть эти миры в дальнейшем истинными мирами воображения фаэта). Для такого сопряжения необходимо несколько условий:
1) существование в сознании фаэта базовых элементов — фаэз экзистенции — в виде символов и образов фаэзии;
2) творящая сила фаэзии, связующая воображение фаэта с самими фаэзами истинных миров воображения;
3) творческий экстаз, как момент сопряжения.
«На небе — август, на земле — январь…»;
«У неба — лето, у земли — зима…»
(М.Матвеева «Фаэзия (фаэма-триптих)»).
Итак, фаэт, руководствуясь этими факторами, создает некое синтетическое целое, состоящее из субъективных элементов его сознания, из базовых констант фаэзии и из условно объективных миров воображения. В силу всех этих условий творчество и творения фаэта глубоко индивидуальны.
Без соответствия базовых символов фаэзии и субъективных качеств личности фаэта невозможен творческий экстаз, так как невозможно сопряжение высококачественных фаэз с низкими (или даже безобразными) эстетическими и этическими сторонами субъективного мира фаэта, а следовательно, невозможно сопряжение с истинными мирами фаэзии. Главной задачей и целью фаэта является следование высоким качествам фаэзии; очищение и трансформация субъективных элементов внутреннего мира с целью эстетического и этического соответствия внутреннего содержания сознания уровню высококачественной фаэзии. В этом фундаментальное отличие творчества фаэта от творчества поэтов иных направлений. Если внутренний уровень фаэта не соответствует качественно знанию букв фаэтики, всё опять ускользает «в фантазии без содержания».
Содержанием фаэзии является высокий уровень синтеза рядов фаэз, которые выстраиваются фаэтом, оперирующим элементами систем, относящихся к различным видам искусств, религий, философии, отчасти науки. Сочетая элементы разных систем по закону аналогии или тождества, фаэт получает базовую ячейку своего творчества — синтетическую автономную фаэзу. Такие фаэзы сопрягаются в качественно новое единство — ряд фаэз. Сочетая ряды фаэз, фаэт получает качественно высокий уровень синтеза.
Следуя этой закономерности, мы понимаем, что истинные миры воображения включают в свой состав элементы разных систем и отличаются друг от друга определенными качествами. Именно совокупность качеств лежит в основе синтеза множества имманентных миров. Некое качество является духовной образующей того или иного мира, который выстраивается вокруг этого качества, как периферия вокруг центра; данное качество определяет элементы, тональности, связи имманентного мира.
Высокий Субъект, Фаэт, оперируя некой совокупностью фаэз фаэтики как набором определенных качеств, методом анализа добивается низведения в имманентное определенной фаэзы, проявляющейся в нем дифференцированным множеством — имманентным миром. Непосредственно фаэт, оперируя определенным количеством единичных факторов фаэзии, методом синтеза этих фаэз восходит к искомому качеству. Итак, качество — точка сопряжения в имманентном непосредственного проявления фаэзы сущего и конечного синтеза творческой деятельности фаэта. Достижение точки качества возможно только тогда, когда субъективный состав сознания фаэта соответствует и тождественен качеству духовного интеграла. Следовательно, мы видим из вышеописанного, что сознание фаэта сопрягается с проявленным качеством сущего в имманентном в высший момент духовно-творческого экстаза только тогда, когда оно (сознание) в полном объеме способно отождествиться с высшим качеством существующего. В этом фаэт подобен духовному подвижнику. Иначе говоря, творчество фаэта высоко-духовно.
Фаэт несет в реальность неуловимую духовную гармонию всего живого и истинного с целью очистить и возвысить сознание будничное и заземленное: его задача — донести множеству читателей светлый, тонкотканый образ, отблеск миров духовных, чтобы пробудить отзвук и отклик в душе каждого, стремление к вечно высокому. Например:
Диалог души со своей сестрой
«…каждый человек, спускаясь на Землю,
надеется встретить свою сестру души,
мечтая, что она даст ему всё то, что он и
хотел иметь, и что он найдёт с этой
встречей гармонию и неописуемое счастье
в слиянии с ней».
Омраам Айванхов «Сестра души»
Душа — сестре:
Мне — от тебя — отечество.
Мне — за тобой — за светочем,
Именем светлым, споря с ветром,
Вечно плыть — этим быть.
Из-за тебя — я — схимницей,
Странницей и изгнанницей,
Нехристью — от креста,
Сутью твоей — чиста.
Сестра — душе:
Я — вечной твоей сестрой,
Как тень, всегда за тобой,
Но в вспышках земного огня
Ты быстро забудешь меня.
Я — вечной твоей тоской,
Как тень, опять за тобой.
В минуты земной печали
Ты вспомнишь меня едва ли.
Я буду гимном тебе,
Я буду страстью в себе,
Безликим голосом сфер,
Безмолвной тенью всех вер.
Живым током струится фаэзия от миров духовных, сопрягаясь с высокоразвитым сознанием личности, трансформируя низкие элементы в сознании личности во всё более высокие категории, в корне изменяя саму личность.
Как легендарный Фаэтон, устремляется фаэт в мир огненной духовности, но горячие лучи духа не сжигают его и не бросают оземь, но, изменив естество, превращают в фаэта духа, властителя огненной стихии. Трансформируясь в мгновенном революционном взлёте Фаэтон превращается в Фаэта-Победителя.
В первой статье цикла мы определили, что фаэтика — синтез констант-первоэлементов, букв-фаэз в точке Сущего. Следовательно, наша азбука (квинтэссенция фаэтики) сводится к Алефу, т.е. все буквы нашего алфавита (фаэтослова) начинаются в Алефе, как точке Сущего, затем, дифференцируясь в трансфинитные множества внутри целого (Алефа), обретают квази-бытие в условиях относительной беспредельности производных частиц первичного целого. Их бытие ограничено и обусловлено SAT — чистым бытием Эн-Софа (в каббале), или же, согласно нашему фаэтослову, чистым бытием Фаэта. С другой стороны, первозданное сущее, Алеф, согласно теории множеств, не больше, чем какая-либо из составляющих его частей, производных чистого бытия Алефа.
Эта взаимная обусловленность целого и его частей, чистого бытия запредельной точки и относительной квази-беспредельности частиц разрешают кажущуюся парадоксальность созданием целостного интегрального бытия внутри сферы, центр которой, как об этом писалось в предыдущей статье, везде, а пределы нигде.
Так, фаэтика из чистого бытия точки Сущего — Фаэта превращается в сферу интегрального бытия точек, как производных первичной точки, или же, продолжая ряд аналогий, — букв Буквы (Алефа), чисел Числа, символов Символа. Так Алеф творит Алфавит; а, по нашей терминологии, Фаэт создаёт Фаэтослов. Буквы нашего алфавита, символы-фаэзы фаэтослова, объединяются живыми, гармоничными связями в сфере Фаэта — фаэтике.
По мере сотворения Сущим Алфавита, Фаэтом — Фаэтослова, первичная точка передает творящую силу интегральному множеству производных точек — алфавиту, сама же удаляется в запредельность чистого бытия вне своих атрибутов, отрешаясь от творческой деятельности, становясь трансцендентной сотворенному ею множеству — алфавиту. Так Фаэт удаляется в трансцендентность, передав все свои творческие полномочия Фаэтике — сфере точек-букв Фаэтослова. На этом этапе каждая составляющая фаэтослова — фаэза фаэтики, наделенная творческой властью, даёт самобытное существование частицам внутри себя самой, создавая, тем самым, трансфинитное множество, объединенное в новую сферу.
Создается новый план бытия в форме множества сфер, производных от букв фаэтослова, внутри сферы фаэтики. Материнская сфера фаэтики со множеством дочерних сфер-миров внутри себя имманентна первичной точке сущего — Фаэту. В дальнейшем сферы букв нашего алфавита, рождаясь, обретают самобытное существование в качестве имманентных миров фаэзии, сплетающей миры в живой, гармоничный узор чистой экзистенции.
На этом этапе творения Фаэтика, разрешившись от бремени миров, удаляется от творческой деятельности. Она вновь возвышается к Фаэту, точке Сущего, уходя в трансцендентную запредельность по отношению к рожденным ею мирам фаэзии. Чистая экзистенциальность фаэзии сочетает пластическими связями сферы миров-букв фаэтослова — в гармоничные картинки существования первообразов букв алфавита. Так фаэзия на стадии чистой экзистенции творит миры первообразов.
В этот период в творческую деятельность включается фаэт (поэт фантакстического). Вдохновленный мирами первообразов фаэзии, он создает творения, соответствующие высоким качествам фаэзии. Так индивидуальность фаэта, включаясь в сотворческую деятельность, раскрывается полностью сама в творчестве и открывает всем ищущим истинные миры фаэзии. Чистое сотворческое существование индивидуальности фаэта, миров первообразов и фаэзии трансцендентно и запредельно по отношению к имманентному существованию сознания творческой личности ищущих.
Задачей фаэта, как это уже говорилось в первой статье цикла, является раскрытие индивидуальных миров фаэзии, миров духа — из трансцендентной запредельности индивидуальности — в имманентное существование личности — с целью возвысить, изменить и раскрыть начатки духа, начатки индивидуальности в каждой творческой личности.
Во второй статье цикла мы рассматривали условную космогонию, согласно которой на определённом этапе трансфинитное множество точек, производных первичной точки, объединяются в бесконечную сферу. На нашем условном языке мы обозначили образ первичной точки понятием Фаэт (Алеф); трансфинитное множество точек — Алфавитом (Фаэтословом) Фаэта (Алефа); точку — букву Алфавита (Фаэтослова) — фаэзой; бесконечную сферу — Фаэтикой.
В дальнейшем, согласно нашей условной космогонии, каждая точка бесконечной сферы, фаэза Фаэтики, становится первичной по отношению к множеству точек, производных от неё. Эти точки, фаэзы Фаэзии, в свою очередь, объединяются в сферу. Возникает бесчисленное множество сфер внутри бесконечной сферы. На нашем условном языке Вселенная Сфер обозначается понятием «Миры первообразов Фаэзии». Бесконечная сфера Фаэтики трансформируется во Вселенную Сфер Фаэзии. В основе существования миров первообразов — буквы фаэтослова, ставшие запредельными. В основе трансцендентного бытия точек — чистое бытие запредельной первичной точки — Фаэта.
На последней стадии космогонии в творческую деятельность включается индивидуальность поэта. Во Вселенной Сфер опьянённый музыкой идей Фаэзии поэт фантастического, названный на нашем условном языке фаэтом, переводит музыку идей фаэзии на язык первообразов с помощью условных метафор. Обозначим метафоры фаэзии термином «трансметафоры». Смысл понятия «трансметафора» объясняется с точки зрения фаэтической реальности. Согласно этой точке зрения, метафора (греч. «перемещение») смещается в условное фаэтическое пространство, за пределы поэтического данного пространства (лат. trans — «за», «через»). Фаэт в момент творческого экстаза сопрягается с музыкой сфер Фаэзии. Музыка идей чистой экзистенции переводится фаэтом на язык первообразов с помощью трансметафор. Согласно закону аналогии, то, с чем сравнивается (обозначим его буквой «алеф»), выше по существу и трансцендентно по отношению к тому, что сравнивается (обозначим его буквой «бетс»). Следовательно, понятия ряда «алеф» относятся к сфере идей фаэзии; образы ряда «бетс» — имманентные идеям первообразы фаэзии. При творческом сопряжении (моментом такого сочетания отличается условная трансметафора от обычной метафоры) идеи со своим первообразом согласно закону взаимного отражения — более высокого трансцендентного «алеф» в имманентном ему «бетс»; получаем третье, обозначим его буквой «вау». Это третье является чистым следствием отражения, чистым базисным символом фаэзии, следовательно, ряд «вау» — ряд чистых символов фаэзии. Фаэт, сопрягая с помощью трансметафор идеи и первообразы фаэзии, получает чистую фаэтическую символику.
Таким образом, аналогом и следствием нашей космогонической азбуки точек — Фаэтики — становится антропогоническая фаэтика чистых символов как результат творческой деятельности фаэта.
Журнальной публикации одного из фрагментов незавершенной поэмы «Аль-Аарааф» Эдгар По предпослал следующую вводную заметку:
«Предполагается, что Аль-Аарааф (у арабов пространство между Небом и Адом) помещается на знаменитой звезде, открытой Тихо Браге, вспыхнувшей однажды ночью перед глазами человечества и столь же внезапно исчезнувшей. Микеланджело предстает перенесенным на эту звезду и рассказывающим «деве неземной любви» о местах, которые он покинул».
Именем Несэси окрестил По деву Звезды Мечты, чей мир кружил в морях лучей близ четырех солнц. В те дни блаженства на Звезде Мечты была рождена «идея Красоты», чтоб просиять меж звезд в лучах наитий. Несэси, Царица Красоты, преклонив колени перед Бесконечностью, в окружении сияния великолепия сонма облаков, склонилась в мечтах к цветам, явленным в полноте блеска.
Красота верховная, явленная в ореоле божественной царственности, погрузилась в грезы в окружении благодатного сияния и аромата живых образов Красоты — цветов. Мир цветов, по аналогии сопоставляемый с миром идей, на Звезде, ставшей родиной и матерью идее красоты, явленной в образе прекрасной девы Несэси, живым благоуханием идей окутал Царицу.
Согласно нашей фаэтической азбуке, пространство Аль-Аарааф, обусловленное Эдгаром По в одноименной поэме, пространство, где, по словам поэта, «равно по красоте ужасное с прекрасным», где «завершена твердь», где «грань орбитам звездным»; является состоянием условного пространства бесконечной сферы Фаэтики в момент, когда буквы-сферы, застыв на грани перехода, на грани рождения и выхода из материнской сферы, определяются в дальнейшем самостоятельном пути по предначертанным от начала орбитам.
Вот перед нами в поэме «Аль-Аарааф» рожденная звезда. Согласно нашей условной терминологии, это буква азбуки, сферическая фаэза фаэтослова, явленная в момент рождения в условном пространстве Фаэтики. Пространство Аль-Аарааф в поэме По по аналогии мы обозначили, как пространство Фаэтики. Согласно нашей условной космогонии, состояние между Небом и Адом, названное арабами Аль-Аарааф, соответствует этапу:
1. Первоначало-Фаэт — становится запредельным для точек фаэтослова, букв-миров Фаэтики. В поэме По мы слышим неявленный высший Голос, повергающий в прах родившуюся звезду «грохотом молчанья, без границ, без мер», — музыкою сфер.
2. В бесконечной сфере Фаэтики буквы-звезды — на грани становления собственного пути по предначертанным орбитам. В поэме «Аль-Аарааф» мы видим деву Звезды, Несэси, преклонившую колени перед Бесконечностью и внимающую Голосу:
Но на тебе горят мои сиянья:
Неси мирам мои предначертанья;
Покинь покой кристального жилья!
Сквозь небо ты и вся твоя семья,
Как луциолы полночью в Мессине,
К далеким звездам путь вершите ныне!
Святые тайны разглашать в мирах,
Грядущих гордо! Стань и грань и страх
В сердцах, где преступленья, — чтоб созвездья
Не дрогнули в предчувствии возмездья!
(Э.По. Аль-Аарааф. — «Голос». Пер. В. Брюсова.)
3. Становление пути звезды и ее семьи происходит согласно движениям луциол (светляков). Странность этого движения отметил Эдгар По в комментарии к приведенному выше фрагменту поэмы: «Они (светляки) собираются в группу и улетают, как бы из общего центра, по бесчисленным радиусам».
Так рождаются и разлетаются лучами-радиусами миры первообразов из центра основной идеи, согласно нашей условной космогонии.
Итак, мы соотнесем появление новой звезды в творчестве По с рождением прообраза Фаэзии в литературном пространстве романтизма, в условном пространстве Аль-Аарааф, созданным По в одноименной поэме. Идея Фаэзии, со-равная идее Красоты, была явлена миру читателей в образе девы Звезды — Несэси. Как идея Красоты наиболее полно открывается чуткову взору в образах прекрасного — в цветах, так и символикой фаэзии становятся первообразы — цветы.
Итак, Эдгар По в поэме «Аль-Аарааф» показал читателям вечные архетипы прекрасного:
Вокруг — вздымались чаши лилий…
…Цветы, что прежде в виде гемм чудесных,
Цвели на высших из планет небесных,
Всё затмевая прелестью своей,
Чей мед сладчайший, — нектар древних дней, —
Пьянил до бреда (с высоты вселенной
За то их свергли в мир несовершенный,
Где мы зовем их «требизондский цвет»;
На них поныне блеск иных планет…
…Те клитии, что плачут, смущены,
Солнц четырех свет видя с вышины; —
Те, что родятся на земле с невольной
Тоской о небе; сердцем богомольно
Льют аромат, чтоб, чуть открыв глаза,
Сад короля сменить на небеса;
Те вальсинерий лотосы, высот
Жильцы по воле бурных Ронских вод…
…Цветок Нелумбо, чей лелеет сон
В святой реке Индийский Купидон;
Цветок волшебный, дымкой фимиама
Взносящий в небо гимны храма…
(Э.По. Аль-Аарааф. Ч. I. Пер. В. Брюсова.)
Эти первообразы цветов высших с планет блаженства, как высокие идеи прекрасного, нашли отражение в образах цветов Земли: «требизондский цвет» — цветок, чей нектар опьяняет пчелу; клитии — земные подсолнухи; цветы из рода алоэ, живущие только в королевском саду в Париже, рожденные с «тоской о небе», отцветающие сразу, вянущие и гибнущие; водяные лилии, растущие в ложе Роны; и наконец, цветок Нелумбо (розовый лотос), в нем был рожден бог любви, волшебный цветок, из чашечки которого, как из розовой кадильницы, возносятся в небо фимиамом молитвы святых.
Высокая звезда — колыбель идей Красоты и Фаэзии дева Несэси — образ идеи Красоты, прообраз Фаэзии; вечные архетипы прекрасного — цветы высших планет и высокие цветы Земли; — таков ряд аналогий символов романтизма в поэме По «Аль-Аарааф» и рожденных в колыбели поэмы первообразов фаэзии.
О.С.
Ирис голубой
Глубинною нежностью
Голубит крылом.
1.
Ирис голубой, твой образ запечатлён на скрижалях часослова чистых чисел. Имя твоё, Ирис, звучит от начала творения.
Фаэт, сущий, исходя из точки сферы чистого бытия числа Θ, творя, тем самым, множество чистых чисел; нарёк себя, как первенца, отразившись в бездонных глубинах лона бесконечной сферы Фаэтики: О, И! Так выявлена была сфера чистого бытия Фаэта — О-сферой единого бытия с И. Первовозглас утвердил единое бытие множества: О С Ирис — в: О, Ирис! Единое множество ОСИРИС, возгласом расчленив себя, превратилось в гимн Имени: О, Ирис!
Точка Фаэт бесконечной сферы Фаэтики Θ, отразившись в глубинной бездонности первичного И, через открытое С громовым раскатом первотворения, мощным аккордом Р-Р-Р… — сотворил и размножил деятелей чистого бытия, творцов Имени. Каждое Р мощной волевой волной творчества прокатившись в глубинах бесконечной сферы, отразилось в бездонности своего И, сотворив сферу чистого бытия РИ. Так было сотворено трансфинитное множество сфер РИ в безднах бесконечной сферы Фаэта. Его чистое О, открыв себя объятию И посредством С, породило в себе трансфинитное множество творцов-слогов РИ.
Так целое в открытом — С — мощном провозглашении чистого бытия в бездонном открывшемся лоне: И-С-И-, мощным раскатом Р-Р-Р-, распавшись на множество отголосков, передало чистое бытие каждому отзвуку, утвердив бытие трансфинитного множества РИ мощным ДА! Вот формула первотворения:
ОСИ(РИ)С ⇔ ИСИ (РИ)ДА!
Радуга Сферы сфер И(РИ)ДА утвердилась музыкой сфер в лоне ИСИДА, в лоне Сферы Фаэтики.
Первоестество Фаэта — Θ — открывшись — С — в лоне — И — творчеством — Р-Р-Р- … — создало множество творцов РИ, каждый из которых, открыв творческое лоно сферы своего бытия — Р-И-С, завершил акт единого первотворения Имени — ОСИРИС.
Первоимя Фаэта — ОСИРИС — утвердилось в лоне первоимени Фаэтики — ИСИДА — и, распавшись громовым раскатом — Р-Р-Р… — на трансфинитное множество звуков-индивидуальностей, сотворило первовозгласом: О, Ирис! вселенную чистых чисел-звуков-букв, вселенную-часослов, азбуку сфер светящейся радугой музыки сфер; симфонией имени ИРИДА утвердилось во вселенной.
Так гимн Фаэта: О, Ирис! музыкой сфер прозвучал во Вселенной сфер, во вселенной Фаэзии.
2.
Глубинною нежностью заструилась Фаэзия-Ирис по духовным мирам. Высокий голубой свет Фаэзии, наследство Ирис, окутал сферы миров струящимся ладом созвучий. Зазвенели сферы чистыми мелодиями звуков, золотистыми узорами тропок разбежались ручейки мелодий к мирам под лиловым куполом Ирис.
Нежно-голубым светом заструились мелодии Фаэзии по золотым тропкам, соединяя сферы с мирами музыкальной гармонией звука и света. Обогнули мелодии сферы миров, проскользнули по куполу лиловых небес Ириса, пролились дождём в единую сферу Фаэзии, прозвучали гимном Ей в чудесном саду среди цветов и образов Фаэзии. Вторили мелодиям гимна цветы и образы волшебными вариациями. Разноголосица мелодий и голосов сплелась в единую музыкальную ткань гимна красоте Фаэзии. И вновь голубые волны эфира понесли звуки царственного гимна мирам в самые отдалённые сферы под лиловым куполом небес Ирис.
Волшебным благоуханием трепетали цветы ирисов в чудесном саду Фаэзии, в шорохе стебельков слышались звуки гимна имени: О, Ирис!
3.
Голубит крылом голубым мелодия гимна, вплетается в волны эфира. Создаётся пространство, и время творится ладом созвучий, мелодикой имени Ирис. Времятворение гармонией гимна, созвучием имени: Ирис! Звуки, строители пространства и времени, лад за ладом вплетают эфирные образы сферы Фаэзии в канву мелодии, творя интервалы времени.
В эфирном пространстве само время звучит именем: Ирис!
Эфирные образы ирисов благоухают в саду Фаэзии созвучиями юного времени, вторят имени: Ирис!
Фаэзия, в образе юной прекрасной девы, сотканной в пространстве чудесного сада из нежно-голубых созвучий, напоённая благоуханиями ирисов, чьи образы рождены мелодикой имени Ирис вместе со временем; нежно поёт имя: Ирис! Голубой птицей вылетает имя Ирис из уст Фаэзии, голубит крылом голубым, нежно касаясь уст прекрасной Фаэзии.
О, Ирис!
Набатом язык
Бьёт в колокол ириса.
Ибиса гимны.
1.
Набатом язык гимн имени Ирис разносит по всей вселенной. Вибрируют в лад язычки ирисов в саду Фаэзии под лиловым куполом Ирис. Золотым свечением льётся в эфирном пространстве музыка времени, мгновения звоном хрустальным слетают с язычков чудесных цветов Фаэзии, вплетаясь в невесомую золотистую ткань рождающегося времени. Возникает в эфире укутанный золотистой тканью лик Того, Кто грядёт. Тот парит над эфирными образами цветов золотым ликом. Прекрасная дева, Фаэзия, овеваемая ароматом юного времени, мгновения которого постоянно слетают, благоухая, с уст голубых ирисов, легко скользит по золотым тропкам сада. В этом царстве юного времени так легко, грациозно мгновения гимна имени Ирис хрустальным звоном голубых Колокольцев ирисов прозрачными невесомыми бабочками кружатся вокруг прекрасной Фаэзии. Улыбка блаженства, лучащаяся на золотом лике, свечением разливается в пространстве, окутывая голубые колокольцы ирисов, золотистым шлейфом скользя за прекрасной Фаэзией. Невесомые серебристые мгновения-бабочки на лету застывают, паря в волнах золотого свечения.
Открывает глаза блаженный Тот, раскрывает уста: набатом язык…
2.
…Бьёт в колокол ириса. Раскаты набата распространились под куполом лиловых небес Ирис волнами гимна Тота. Тот-громовержец, призвав на служение множество звуков-творцов РИ, объединил их единым набатом гимна: РА! РА-набат солнечным вихрем несётся по сферам миров, языком-молнией бьёт из-под купола лиловых небес Ирис в единую сферу Фаэзии. Отголосками солнечного грома — ра-ра-ра… вибрируют колокольцы ирисов в саду Фаэзии. Мгновения-ра огненными вихрями слетают с язычков ирисов, собираясь в единую огненную сферу РА.
Солнце-РА зажглось под лиловым куполом Ирис, над чудесным садом Фаэзии. Мгновения-ра устремились к сферам миров. Огненным гимном-набатом зазвучала вселенная Фаэзии: РА! Огненными крылатыми змеями заструились мгновения-ра, огненным текущим временем РА исполнились миры и сферы.
Затрепетали эфирные образы ирисов, овеваемые жгучим дыханием огненного зрелого времени, скукожились их невесомые голубые покровы. Фаэзия, преклонив колени перед огненным ликом Тота, воздела руки в безгласной мгновенной мольбе о защите.
Открыл уста огненный Тот: огненными змейками понеслись звуки гимна по чудесному саду Фаэзии, переплетаясь в пути с невесомыми образами цветов-ирисов.
Обернулся огненный Тот птицей-Ибис, закружил он под солнцем-РА над садом Фаэзии. Размах крыльев Тота — Ибис бросил первую тень на образы ирисов, чьи листья и цветы сплелись со змейками-ра. Обернулись мгновенно огненно-голубые ирисы подобиями Тота-Ибис, вспорхнули птицами, священными ибисами стали кружиться вокруг огненного Тота.
3.
Ибиса гимны зазвучали под лиловым куполом Ирис. Священные птицы пели гимны имени: РА! Золотые мгновения-ра струились из уст ибисов, солнечным временем овевая прекрасное обличье Фаэзии. Солнцеликой предстала она перед огненным ликом Тота.
Тот огнеликий, птицей Ибис вмиг обернувшись, полетел над священным садом в поисках последнего ириса.
Ирис лиловый цвёл одиноко на окраине сада.
Принёс Ибис в клюве последний лиловый Ирис, опустился цветок в руки Солнцеликой. Щедро вознаградила Фаэзия Ибис-Тота за этот бесценный дар. Огненное веретено солнечного времени заискрилось в руках Солнцеликой. Священные птицы, ибисы, взяли в клювы из рук Солнцеликой веретено священного солнечного времени, поднялись над садом Фаэзии к Солнцу-РА. Заискрилось в прямых лучах РА священное веретено. Искры-мгновения РА обернулись священными днями.
Подхватил Ибис-Тот священные дни РА, передал их птицам-подобиям. Полетели ибисы со священными днями РА за сферы миров…
Прекрасная Фаэзия бродит по саду с ирисом лиловым в руках, нежно поёт имя: Ирис! Золотой тропой бредёт дева в имени Ирис, священные гимны вылетают из уст Солнцеликой строками фаэзии:
1.
Сон ли во сне я?
Устлана призрачным цветом
Дорога к себе.
2.
В призрачном саду
Словно во сне брожу я.
Имя ищу сестры.
3.
В призрачном саду
Нашла твоё имя вновь.
Ирис лиловый.
4.
Вот моё имя —
Солнечным бликом дня —
К ресницам твоим.
5.
Снова брожу я
В имени словно во сне.
Никак не проснусь.
О, Ирис
Существует несколько методов прочтения «Часов».
Во-первых, необходимо отметить, что ещё английский романтик У.Вордсворт уподобил метафорически сутки чудесному образу вращающегося колеса, чьи мгновения, подобно неустанным спицам, сливаются в беспрерывном мелькании. Итак, в нашем случае в коловращении суточного колеса стремительно сменяют друг друга часы японского зодиака. Каждому часу согласно старинному японскому исчислению времени соответствует зодиакальное животное. Мелькают часы в суточной круговерти, скользят по поверхности сферы, сменяя друг друга, образы животных: Крысы — Быка — Тигра — Зайца — Дракона и т.д.
Заинтересованный взгляд неофита-читателя притягивает волшебная сфера, прозрачный хрустальный шар «часов», вращающийся подобно маленькому глобусу. Эта чудесная сфера укутана едва прозрачным дымчатым покрывалом, скрывающим от непосвященных лицо Истины. Познать ее можно несколькими способами. Вот как поэтически описывает методы познания мистик-каббалист Зогар:
«Подобная красавице, спрятавшейся во внутренностях своего дворца, которая в то время, как ее любимый проходит, открывает на мгновение потайную дверь, через которую она видима только им, и снова исчезает надолго, доктрина показывает себя только избранным и показывается не с одинаковой полнотой всем избранникам. В начале она лишь делает знак рукой мимоходом, и тогда дело в том, чтобы узреть этот знак, — это есть метод, который называют методом намека; позднее она приближается несколько ближе, нашептывая несколько слов, но облик ее покрыт густым покрывалом, через которое взоры не могут проникнуть, — это есть метод, именуемый методом образным; ещё дальше она предстает пред избранником с лицом, прикрытым лишь легким покровом, — это есть метод АГГАДЫ; наконец, когда он, таким образом, привыкает к такому общению, она предстает пред ним, лицо к лицу и раскрывает пред ним затаеннейшие уголки своего сердца, — это есть метод мистический. Посвященный тогда легко постигает все те многоразличные таинственные истины, которые скрыты под внешним смыслом и которые не могут быть ни сокращены и не дополнены».
Так Истина, Великая мать, Богиня наставляет избранных. В Египте это Изида, супруга Озириса; во Фригии — Цибелла; Премудрость — в Книге Премудрости Соломона; Эвридика — в орфических гимнах; Митра — в Персии; в Самофракии, Греции и Риме — Церера (или Деметра); у скандинавов — Фрейя.
Мы же назовем ее Фаэтикой, дивной сферой сущего — Фаэта, истинной азбукой Фаэзии (фантастической поэзии), буквы которой и надлежит познать фаэту (поэту фантастического), посвящаемому в таинственные истины, дабы выразить их образным языком фаэзии.
Итак, перед нами сфера «Часов». К познанию Алфавита, или Фаэтослова, часов мы будем приближаться согласно древним методикам мистиков.
Обозначим некоторые константы нашего фаэтослова условными терминами. Назовем буквы нашей символической азбуки понятием «фаэзы». В волшебной сфере фаэтики фаэзам соответствуют константы-часы старинного японского исчисления времени. Будем в дальнейшем обозначать часы, как фаэзы Фаэтики.
Итак, наша чудесная сфера состоит из 12-ти констант-часов, из 12-ти символических букв фаэтослова. Премудрость Фаэтики проницает внутреннее содержимое сферы, ткет дивные картины, сочетая буквы гармоническими связями, создавая волшебные сюжетные узоры из образов фаэзии, соответствующих буквам-часам фаэтослова.
Фаэтослов часов — это чудесный букварь, книга-азбука для посвящаемого в таинства фаэзии. Неофиту надлежит стать избранником Фаэтики, предстоит пройти мистический путь посвящения в фаэты.
Таинственные буквы проступают вначале изысканными контурами, легкими намеками привлекают внимание неофита, проступая на поверхности волшебной сферы, едва мерцая под дымчатым покрывалом, окутавшем хрустальный шар.
Присмотревшись внимательнее, посвящаемый начинает различать знаки, скрывающиеся за неуловимыми очертаниями букв. Так начинает действовать метод намека.
Глаз неофита различает сменяющие друг друга образы животных: Крысы — Быка — Тигра и т.д. Он замечает, что сквозь контур буквы-часа проглядывает соответствующий образ животного; буквы расцвечиваются определенными цветовыми тональностями. Так вступает в силу метод образный. И вот вслед за мелькающими фразами: час Зайца — час Дракона — час Змеи и т.д., — возникают поэтические строки японских трехстиший-хокку, соответствующих символу каждого часа. Отдельные фаэзы дают начало поэтическим строкам, рождается фаэзия. Дымчатое непроницаемое покрывало, окутывающее сферу, становится прозрачным. Посвященный легко следит за поэтическими картинками, мелькающими на поверхности шара:
ЧАС ЛОШАДИ ЧАС ОВНА
Небо Демерджи. Лик в зелени вод.
Всадник в ущелье духов. — Путь на спуск — в отраженье.
Солнце смеется. Чай с лотосом пью.
— и т.д. Расширяется и углубляется сознание избранника. Бегущие по поверхности сферы строчки хокку увлекают неофита в мистическое путешествие по отдельным мирам, сквозящим за легкими очертаниями букв, слов, строк. Эти миры сочетаются в глубинах сферы пластическими токами, взаимообусловливая друг друга. Возникают новеллы часов, назовем их фаэмами. Каждая фаэма-мир четко структурирована. Она состоит из трех частей. Каждую часть последовательно открывает строка хокку, вынесенного в эпиграф фаэмы. Согласно нашему фаэтослову, фаэза-час сферы фаэтики, сферы сущего, последовательно, трехступенчато развертывает свое содержание в мир-фаэму. Определяющим символом фаэзы-часа становится соответствующее зодиакальное животное. Этот первообраз определяет содержание хокку, первичной цельной поэтической миниатюры. С возникновением первой поэтической картинки-миниатюры (хокку) рождается фаэзия первообразов. Из этих 12 первичных картин состоит первый раздел наших «Часов» — «Миры первообразов фаэзии». Эта образная картинка, сюжетно развиваясь и наполняясь деталями, превращается в новый синтетический жанр, миниатюру-новеллу, в которой переплетаются разнообразные поэтические и прозаические стили. Это мини-комментарий первичной образной картинки-хокку — с помощью средств фаэзии. Произведение этого синтетического жанра мы обозначим условным понятием «фаэма». Раздел «Часов» «Миры фаэм» складывается из 12-ти фаэм, соответствующих 12-ти первичным константам фаэтики — 12-ти фаэзам часов.
Итак, равно как на первичном этапе буквы азбуки сочетаются друг с другом в единую сферу фаэтики (полный круг 12-ти фаэз); на втором этапе происходит гармоническое сочетание первообразов фаэзии, представленных в фаэтослове «Часов» в виде японских трехстиший-хокку. На третьем этапе возникает произведение нового синтетического жанра — фаэма. 12 фаэм, по аналогии, взаимообусловливаясь, составляют полную сферу миров фаэзии.
Последний раздел «Часов» в комментариях к парам противоположных часов методом сравнительного анализа: час Крысы — час Лошади; час Быка — час Овна; час Тигра — час Обезьяны и т.д., — частично раскрывает и прослеживает связи между определенными фаэмами. Синтез пары противостоящих фаэм приводит к выявлению определенного качества, интеграла и производного двух противоположных миров-фаэм. Таким способом было выявлено шесть качеств-интегралов. Эти качества и составили синтетическое ядро сферы фаэтики.
Таким образом, в результате поэтапного, последовательного творческого анализа и последующего синтеза мы выявили шесть категорий сферы фаэтики: в истинном вневременном свете проявленная индивидуальность, несущая мирам Красоту, Любовь, Добро, утверждающая Истину — духотворчеством. Эти категории выявляют суть нашего фаэтослова. Эти качества раскрываются в природе индивидуальности фаэта духотворчеством в мистическом пути Посвящения.