Ты думаешь, что пришла осень, всё уже кончено, и больше никогда не увидишь её улыбки? Возможно, но сегодня, после долгих расставаний, вы зашли с ней в кафе, сели за свободный столик, заглянули в меню, тихо встали и ушли, так как просто ничего не хотелось. Ни есть, ни говорить.
Где-то рядом с ней поселился сентябрь, и иногда напоминает о себе плачущем небом, промокшими туфлями и лужами, в которых тонут желтобокие листья. Я пытаюсь прочитать написанное в её глазах, но вряд ли могу что-либо разобрать. Она очень далеко в придуманном ею мире, рай по сравнению с которым кажется безжизненным и серым. Она там, где сливаются сны с реальностью, там, где не встретишь грустных людей, там, где все старики счастливы и беззаботно наслаждаются каждым днём своей старости.
Она выглядывает из окна в старый вишнёвый сад, посаженный её прабабкой. Ей снова шестнадцать. Деревья в саду уже практически оголили свои тонкие ветви, а неподалеку на лугу пасутся коровы, доедая чернеющую от дождей траву. С безразличием она изучает унылый пейзаж. Ну что-то странное притягивает её взгляд: в вишнёвой роще две вишни распустили свои розовые бутоны, вопреки осени и всем правилам природы. До отъезда, изо дня в день, она молча смотрела на эту странную пару и пила крепкий кофе, понимая, что ради этих дней деревья жертвуют всем, что у них есть, и следующей весной они не расцветут, и их не смогут разбудить лучи теплого весеннего солнца…
Однажды она просто-напросто исчезла, и я больше никогда её не встречал. Мне рассказывали, что видели её в один из дождливых дней плывущей по реке на спине огромного сома. Она держалась за его шею и молча улыбалась. Улыбалась глазами. Глазами, которые вечно смеются.
За окном уже совсем светло, и острые лучи пробиваются сквозь занавески, оставляя бледно-розовые следы на наших телах и вещах в спальне. Где-то в ветвях окрестных деревьев поют птицы. Она лежит рядом со мной в смятой простыне и тихо дышит, кажется, что я даже слышу, как бьётся сердце в её маленьком теле. Я целую её в закрытые глаза. Представляю на секунду нас вдвоем, уже совсем стариками, сидящими в креслах на веранде и ведущими неспешный диалог под тоскливые крики вечно голодных чаек. Но это не можем быть мы, ведь она не верит в истории со счастливым финалом, а я всегда живу одним днём. Хотя сегодня, с первых секунд пробуждения, я ощутил, что есть рай на земле, и достаточно лишь поверить в него.
Бесшумно спустившись из спальни на первый этаж и увидев тела спящих друзей, беспорядочно расположившихся в гостиной, я улыбнулся. Быстро окинув их взглядом, понял, что это не все, кто был вчера рядом. Быть может, они уснули на пляже, где этой ночью мы согревались мускатным вином и сходили с ума у ночного костра. Я иду в гараж, чтоб достать доску и парус. С улыбкой гляжу на песок, который покусывает мое обветренное тело. Спешить некуда, нет никаких мыслей о завтрашнем дне, и вроде бы есть только нескончаемое сегодня, а завтра не наступит никогда. Ведь часы благополучно забыты на одной из полок, а телефон отключен за неуплату. Всё не так уж важно, когда с улыбкой глядишь на штормящее море, выбрасывающее белую пену на берег и наслаждаешься симфонией звука. Только пару десятков метров отделяют меня от стихии, с которой через несколько мгновений я сольюсь в единое целое. Как долго я ждал этого, и теперь в утро, в утро самой простой мечты, я могу лишь улыбаться, и даже самая большая волна не сможет стереть улыбку с лица. Никогда.
Старая кошка, разменявшая уже десяток лет, выбралась из тёмного угла хозяйской кухни. Оглядевшись по сторонам, неспешной поступью она отправилась на веранду встречать огненный красный клубок, который так приятно щекотал её тело своими невидимыми тёплыми нитями. Она легла на старенький коврик, опустила голову на передние лапы и зажмурилась. Сегодня ей исполнилось десять лет.
— По человеческим меркам мои года, это примерно лет шестьдесят, — подумала она. — Это же столько, сколько моему любимому хозяину. Значит, мы ровесники. Жаль, что я не умею говорить, а то мы бы нашли не одну тему для вечерних бесед. Хотя жалеть то не о чем. Мы понимаем друг друга без слов. Часто он смотрит на меня и загадочно улыбается совершенно без причины. Иногда я ему улыбаюсь в ответ… Я его люблю. Я чувствую, что он меня тоже, хотя я так редко слышала это слово: «люблю». На моей памяти он лишь раз его произнёс, когда я застала его плачущим над чьей-то фотографией… Я не жалею о прожитых годах в его компании, я не жалею ни о чём… Я видела целый мир в глазах сотен людей, посещавших наш дом, среди которых были лица неопределённого пола и возраста, сумасшедшие и здоровые, художники и моряки, проститутки и святые девы. Я проживала вместе с ними маленькие жизни и истории, молча, не проронив не слова. Сейчас же наслаждаюсь утренним теплом, и мне абсолютно не нужны деньги, слава, и вся эта мишура из лживых чувств и карнавальных масок. Здесь даже не в том дело, что я постарела. Всё просто. Просто всё. И это всё гораздо больше. Гораздо больше всё это…
Хозяин вышел из спальной в кухню, напевая давно забытую всеми песенку. Поставил турку с кофе на огонь, и по комнатам поплыл бодрящий запах напитка. Не спеша, потягиваясь, он вышел на веранду и сел в плетёное кресло-качалку. Увидев его, кошка лениво подошла к креслу и запрыгнула на колени, мурча себе под нос ту же песню, что пел минуту назад её хозяин.
— Главное, что ты есть у меня! — прошептала она.
— А я у тебя! — ответил он.
Сегодня на улице было очень тепло. А на океанском пляже уютно, и как всегда почти нет людей. Вода теплая, кристально чистая, словно слеза ребёнка, в которой плещутся мелкие фантастические рыбёшки. Закат заставляет все мысли покинуть голову. При одном взгляде на огненный шар пространство вокруг молниеносно исчезает, как исчезает прожитый день. Я рад, что он подошёл к концу. А через час на небо начнут выползать звёзды из своих уютных нор, чтобы заполнить молчаливую пустоту. Не слышно шума города, только прибой шепчет тебе: «Время исчезло, наслаждайся свободой, друг»…
— Спасибо за совет, старина! И я наслаждаюсь, вдыхая запах твоих волос, Юлиана, а он приятнее мне всех ароматов на свете. Я смотрю в твои глаза, и вижу в них отражение тайных океанских глубин. Я беру тебя за руку, и понимаю, что ты моё продолжение, моя частица, которую я случайно обрёл в этом хаосе.
Ты же словно сквозь меня смотришь в вечернюю даль, и шепчешь слова, которые я не думал, что больше сойдут с твоих губ… Я молчу. Твои глаза наполнились слёзами, но ты не плачешь. Ты шепчешь мне на ухо: «Гарри, правда, мы — навсегда, правда?»
Я сжимаю твою руку сильнее и сильнее, понимая при этом, что женские слёзы ничего не стоят. Но по-прежнему пытаюсь хранить это странное слово «люблю» в своем сердце. Надеясь, что твоё сердце, Юлиана, принадлежит только мне.
Многое не меняется с годами…Волны будут перетирать камни в песок, а любовь останется наших сердцах навсегда. Как это бы банально не звучало… Я буду в это верить и любить тебя, Юлиана.
Он смотрел ей в глаза. Она смотрела в пол. Больше они не виделись.
Вернувшись со скучной работы, он совершал пробежки по вечерам под «инди», звучащее в плеере, в то время как солнце тонуло в вечерних облаках, а где-то на другой стороне небосвода восходила тусклая луна. Ночами смотрел бесцельно в монитор, изучая белизну электронных страниц и ожидая выходных, чтобы выйти в море и ходить под парусом до первых звёзд…
Мне кажется, я знаю его лучше, чем себя. Иногда он курит траву, часто пьёт виски, пачка сигарет исчезает из его пустых карманов за три часа. Он пьёт водку с морковным соком и заедает пирожным. Когда встречает друзей, смачно матерится в их компании, и не позволяет себе быть угрюмым. Старается улыбаться случайным прохожим и быть вежливым с незнакомыми. Наверное, хочет, чтоб именно таким все его запомнили.
Помню, недавно он забежал к отцу в комнату, когда тот стоял с пультом посреди неё и переключал каналы, снял ему трусы и убежал кататься на самокате. Мать смеялась. Он рассказывал, что у его бывших одноклассниц почти у всех есть дети, а холодные кровати некоторых одноклассников согревают старые мужчины. И он счастлив за всех, счастлив тому, что каждый нашёл то, что искал.
Он ходит в кино и в тёмном зале гладит коленки сидящих рядом старух. Они тяжело дышат. Однажды одна из них перестала дышать, и ему пришлось незаметно уйти. Кстати о смерти. В детстве, придя со школы, он обычно кормил с ложки своего прадеда. В один из осенних дней, разогрев обед и окликнув старика, он увидел, что никто не отозвался в ответ. Пращур умер. А нашему герою было семь лет и он спокойно ждал, когда родители вернутся с работы, чтобы сообщить им эту трагическую новость. Наверное, с тех пор ему становится грустно, когда приходится есть одному. И я частенько составляю ему компанию во время трапезы. Но об этом не жалею, так как он мой настоящий сумасшедший друг.
…Он часто уходит молча, не прощаясь. Нет необходимости его ждать, он обязательно придёт сам, когда кто-то будет в нём нуждаться. Ему легко, и легче с каждым годом. Но до сих пор он так и не понял, как в двадцать четыре часа смогли уложиться прожитые двадцать четыре года.