Десятиглавый роман
рассказ


Глава 1, в которой…

— Роман…, и фамилия у вас такая же похожая, Рома…?

— Романков.

— Точно, Роман Романков! Да, сколько лет, сколько зим. Спасибо, что зашли, кстати. А то знаете, студенты не очень часто навещают преподавателей, особенно преподавателей-пенсионеров.

А вы где сейчас, Роман?

— В Артемовске.

— О! Во глубине уральских руд, ха-ха. Да вы и родом оттуда, если мне не изменяет… А она мне, ох как изменяет, должен я вам признаться.

— Вы правы Дмитрий Николаевич, я оттуда.

— И где вы там?

— В школе, учителем истории.

— Да ну вас, шутите?

— Честное слово.

— А почему не в коммерции, как все?

— Вы же меня истории учили, Дмитрий Николаевич, а не коммерции.

— Ну правильно, опять я виноват. Легче всего свалить все свои невзгоды на старого, больного профессора. Но в свое оправдание хочу заметить, что я вас учил плохо, спустя рукава, лишь бы отделаться. И ваши смекалистые однокашники этим воспользовались. Вот Сироткин, например, открыл шикарный магазин, прямо напротив университета. Я там бываю иногда, знаете ль… Не в магазине, конечно, там такие цены! А-аа зовут часто на замену, лекцию прочесть. Сижу на скамейке запасных, хе-хе.

— Нет, профессор, вы нас очень хорошо учили. А потом, коммерция, она ведь не для всех.

— Да-а, точно. Вот мой внук, тоже, вляпался в какую-то историю. Что-то там назанимал. Теперь я распродаю свою библиотеку. М-да, а особенно дорогие мне манускрипты приходится, скажу вам по секрету, прятать. Смешно и грешно.

Ну, так что там у вас стряслось?

— Да вот.

— Ах да, вы же сказали по телефону. Рукопись.

Рукопись. Тихий Рома Романков, так, кажется, вас звали, написал книгу.

Кому сейчас нужны книги? Нет, мои некоторые хорошо идут. Но это антикварные, ими каминные комнаты украшают, а новые? Не знаю.

«Битва за Огненную Землю». Приключения?

— Нет, это … гипотеза.

— Гипотеза. Охо-хо, тихий Рома Романков, что же мне с вами делать? Устроить бы, но куда? Из университета меня наконец-то выперли, не вписался. В бизнесе у меня никого,.. кроме внука. Ну, о нем я уже…

— Не надо меня устраивать, Дмитрий Николаевич. Вы прочтите.

— Да-да, Ромочка, я прочту, конечно. Вы мне позвоните через пару недель.

— Можно я послезавтра позвоню. Я здесь на курсах на два дня. Перед отъездом…

— Ну, это очень рано, конечно. Я, знаете ли, хоть и один остался, но дел всяких. То за пенсией в очереди, то за справкою, хе-хе. А впрочем, звоните. Начать я начну к тому времени, надеюсь.


Глава 2, где впервые…

…Только ограду построили высокую. Но она решетками, и через нее все равно видно влюбленных студентов, уплетающих мороженое. Он сидел вон за тем столиком с Ленкой Верениной. Она потом вышла замуж за боксера Дробота.

Сейчас там тоже сидит парочка. Смешные они. Девчонка в бретельках, парень — с модным чубом торчком. Она выйдет замуж за гения дзюдо. А он через девять лет будет сидеть на этой лавочке и подглядывать за чужим мимолетным счастьем.

Чушь конечно. У них все будет не так, все по-другому…


Глава 3, откуда становится…

— Приезжайте! Не-хх,.. немедленно приезжайте! Я вас жду!


Глава 4, из которой мы…

Трамвай — это совсем не то, что автобус. В трамвае не встретишь ни то, что «конкретного» или «крутого», но даже «крутящегося». Трамвай едет по-старинному, и люди в нем сидят старинные, неспешные. Тук-тук, тук-тук, дзынь.

Поколение восьмидесятых никогда не тряслось в лошадиной телеге. Роме удалось один раз, и это осталось самым сильным впечатлением детства. Поколение нулевых будет точно так же вспоминать свою единственную поездку в трамвае. Где-нибудь в заштатном уездном городе, на последней необрезанной ветке третьего маршрута. Билеты в кассе.

« ..Туда привозят с Приговки свежее. А на рынке — турецкие…», «…Конским щавелем и пивными дрожжами, два к одному…», «Они себе нахватали, а теперь на островах дачи строят», «Миленин же сказал, что ее не любит. Вы что не помните? В позапрошлой серии…».


Глава 5, где появляется…

— …Я так и сидел, пока не дочитал! А потом уже не спалось. Да и сейчас все крутится-вертится, ходуном ходит.

Вы!.. Как же вы нашли эту дверку? Я ведь ее всю жизнь искал. Вокруг лазил на карачках, прыгал, тянулся, за волосы себя тащил. Перекопал тонну книг, па-апирусов, макулатуры этой… Все нашел: факты, доводы, сви-идетельства, доказательства, но корень…, корешок не мог подцепить. Тыкался туда-сюда, все переи-начивал, — ворачивал. И ключи отыскал, в руке держал, гладил их, щупал, а открыть не смог. Как же вы?..

Вы понимаете, какая это бомба? Как на вас нападать будут, грозить, преследовать! Но вы выдержите. Вы ведь не за славой гонитесь… Я не гнался за славой. Потом уже не гнался, надо признать, когда понял, что времени не осталось, чтобы ею насладиться. Как же?..

Мне не хватило смелости подумать, что это ложь! Или в лучшем случае, ошибка. Подумать иногда, так же страшно, как сказать, даже страшнее.

Вы выдержите. О Господи…

Ничего, ничего, сейчас пройдет. Вон там валидол подайте.

Значит так! Езжайте на вокзал и заказывайте билет на Москву, на через неделю. Я здесь пока кое-что подредактирую и напишу предисловие, если вы не возражаете. В следующую субботу вы у меня. Мы ночь сидим, все проверяем, утром вы едете.

Я звонил моему приятелю переводчику. Он уже договорился с замредактора издательства. Вашу книгу ждут.

Это на билет и расходы мелкие. Не смейте, не смейте не брать! Это не для вас я делаю, а для себя. Я не пропал даром, вы понимаете? И они, может быть,.. не пропадут.


Глава 6, из которой следует…

— Кого надо?

— Работа моя, рукопись.

— Ты, ногу убери! Ногу убрал, я сказал!

— Отдай рукопись.

— Ученик, что ли?

— Да.

— Ладно, заходи.

Слушай, куда он свои книжки старые прятал? Я, блин, весь дом перерыл, не могу найти.

— Зачем тебе?

— Как зачем, ты чо?

— Как это случилось?

— Сердце прихватило.

— Когда?

— Ты что следователь, вопросы задаешь?

— Отдай мою рукопись.

— Скажешь где книжки, отдам.

— Я не знаю.

— Слышь, ты, писатель! Я тебе не только рукопись не отдам, я тебя еще паяльником погрею изнутри. Ты у меня все скажешь.

Э-э, положи ножик, к-козел!

— Этот ножик называется кинжал. Его профессору в Дагестане подарили. Он шутил, говорил — «это оружие на неверных заточили. А я что им буду делать, конверты вскрывать?»

Не дергайся! Я уже несколько лет борьбой занимаюсь, так что всажу по самую рукоятку.

Эта комната была его библиотекой, кабинетом, святилищем. А ты его, мразь, осквернил. Значит, ты осквернитель. «Неверный». Значит, кинжал для тебя сделан. Твои кишки вонючие хорошо будут в коридоре смотреться, там, где обувь. Тогда всем будет понятно — что и за что.

— Вон там, я под стол бросил.

— Стой тихо.

Правки, предисловие, адрес — все здесь. Спасибо, что не помял.

Ножик я с собой заберу, а то ты его еще в милицию понесешь, хулиган малолетний.


Глава 7, которая разъясняет…

«Савельевка». Сколько таких Савельевок разбросано по необъятным просторам. И везде заборы поваленные, растоптанная грязь, навоз, бетонная плита и колючая проволока. Как будто конница батыйская гналась за конвоем каторжан, а те лезли на танк, что стрелял напропалую. Да все бестолку, разметало их, как они не цеплялись. Живых во всей деревне осталось — бабулька с бидоном, потому что козу в подлеске доила, да мужичок у столба, потому что все время пьяный. Вот это Кафка. Вот вам и алгоритм Евразии, господин Гумилев.

«Мой мужик тоже пил, зашибал, пока его на Станцию не забрали. А тогда он уж ни пить, ни есть не мог. Недолго промучился. И сыновья выпивают. Старший ничего, а младший частенько. Ну, так то мужики, какой с них спрос. А женщине пить нельзя, ей деток рожать надо, кормить. Если в вашем городе мужиков нет, пусть она к нам приезжает. Из нашей деревни девки сбегли, парни ходют, куда им деться. Пусть ко мне приезжает. Поживет. Я ей парня хорошего найду. Хоть старшой мой. А не хочет, так другого. У нас фермер есть, с деньгами, с машиной. Тоже образованный…

Ты давай, пирожки ешь. Эти я тебе оставлю. До Москвы еще ночь пути, а мне сходить. Я приеду, еще тесто замесю. А старший мой тоже очень хороший. Десять классов, на интернет ходит. А руками все, что хочешь, хоть крышу, хоть утюг».


Глава 8, приближающая нас…

— Соколовский рекомендовал.

— Какой Соколовский?

— Дмитрий Николаевич, из Уральского университета, профессор. Он у нас в экспертном совете по философии и истории был раньше.

— Твой Соколовский — старый маразматик. А этот Ромашкин…

— …Романков.

— …Шизофреник.

Слушай, у нас в этой серии: Горбачев, Клинтон, Наоми Вольф, кто там еще, этот — Пилджер… А ты шизофреников с Урала тащишь.

Разочаровываешь, Борис Михайлович. Садок прикупил?


Глава 9, где говорится…

Таких лодок Торбин никогда не видел. По Рябой вообще лучше «Казанки» ничего не плавало. А из Зырьяновска дядя Миша уже лет двадцать не выезжал. Так бы и не выехал, если бы их умирающую типографию не купили немцы. Им для лакокрасочного комбината этикетки нужны, вот и решили зырьяновскую межрайонную приобрести. А Михаил Торбин какой-никакой, а печатник, лучше все равно нету. Только машина ему от царя Гороха досталась. Немцы две новых выписали. Да послали дядю Мишу их в Москву получать. Не одного, конечно, с зампотехом Кулаковым. Только тот сразу пошел командировочные пропивать и пока не возвращался. А дядя Миша внучке куклу пообещал, а внуку вертолет сборный импортный, поэтому сидел пока в гостинице.

Гостиница такая, что пожив три дня, и умирать не страшно. 11-й этаж, две комнаты, четыре торшера, письменный стол и телефон. А вид с лоджии!

Со своего балкона дядя Миша любовался разрушенным стеклозаводом и новой тюрьмой, а тут… Огромный парк, в котором старинное здание вроде кремля. Вокруг парка то ли пруд, то ли река. Стоянка лодочная, с такими кораблями, что и по океану ходить можно. Слева вообще дворец с куполами как в сказке. И стены какие-то вроде старинные. Может, там кино снимают? Вокруг рынок толкучный и пестрый. Там и кукла, и вертолет должны быть.

Торбин поднес к глазам морской бинокль. Он его прихватил с собой, чтобы на мавзолей смотреть, если близко не подпустят. В торговых рядах шевелился люд, сворачивал вещички, шарики и вывески. На рыночной набережной курились дымки. Шашлычники запаливали костры, ожидая коммерсантов к обеду. К стоянке подкатили два черных джипа. Оттуда вывалилась веселая компания и принялась таскать провизию на белоснежный катер, размером с дядимишину квартиру. На мостике бездельничал человек в плаще. Он наделал бумажных голубей и запускал их над яхтами. Потом повертел в руках черный квадратик и зашвырнул его далеко в воду. Мимо катила кавалькада спортсменов-велосипедистов.

«Столица», — вздохнул Михаил Тимофеевич и побрел в номер. По телеку должен был начаться футбол.


Глава 10, в которой мы возвращаемся…

— Мальчики, никакого футбола! После шашлыка — танцы.

— Никакие не танцы, мы будем плавать под звездами.

— Ну, вы поплавайте, а мы кубок УЕФА посмотрим.

— Девки, ну их на фиг! Я пошла лодку заводить, уплывем, других мужиков найдем.

— Ты перед тем, как уплыть, пива коробку принеси с кормы, а я девчонкам пока Кампари освежу.

— Только пить за женщин будем! С тебя тост.

— Короче,.. дорогие женщины…

— …Стоять! Ты что, со своими любовницами голубиной почтой общаться начал?

— Не понял.

— Показываю при свидетелях. В коробке из-под пива нашла эту записку, свернутую самолетом.

— Вот это скандал! Читай, Элька!

— «Подобный интервен-ционизм, который уходит корнями в послесловие к холодной войне, ничуть не более, чем смесь пост-имперской ностал-гии с осколками гео-поли-тики…»

— Так все, короче, заяц, ты себе язык сломаешь!

— Ну ты, Дрюн, себе подругу нашел, ученую, конкретно.

— Дрюшенька, неужели это секретарша твоя новая такие слова знает? По ее колготкам никогда б не подумала.

— Ага, секретарша. Так, складываем как было, и лети, откуда привалил.

«Уничтожают вещдок..», «Как теперь разводиться..», «За женщин не выпили..», «Четыре мобилы, какой звонок у кого…», «Я только Текилу…».

Самолет вырвался из копны света, поймал речной ветер и покатился над плесом. Отлетев на безопасное расстояние, он спланировал к камышу, уложил крылья на два сросшихся бархатных бутона и стал ждать зарю. По слухам, что гуляли в тростниковых зарослях, она разбудит свежий ветер, который подхватит все, что способно летать, и унесет далеко-далеко, на другую сторону.