Абрама
почти святочный рассказ

Галине Игнатьевне Кучиной

Наверное, вы знаете, кто такие лолли-поп-мэны. И лолли-поп-леди, кстати, тоже ведь есть. Это те люди, которые переводят школьников через дорогу. У них обычно в руках сигнал «СТОП», напоминающий леденец на палочке, лолли-поп по-английски.

Мимо меня идут люди. Иногда бегут. Каждый со своими заботами и делами. Каждый — со своей судьбой. Вы никогда не задумывались, почему дети так любят часы? Потому, что в них что-то тикает и движется. Они как живые! И поэтому они такие интересные! Но самое интересное на свете — человек! И если не так трудно найти часы точь-в-точь, как другие часы, то все люди разные. Правда, порой это не устраивает некоторых правителей, и тогда они начинают мечтать, чтобы все люди стали винтиками… Или солдатами, у которых хотя бы одежда и амуниция одинаковые…

Когда-то мимо меня ходил один папа, водил сына в школу. Сперва этот папа водил сына за руку. Отстранясь от сына всем телом, в другой руке папа держал книгу и читал. Потом, когда мальчик немного подрос, папа обычно шёл впереди с книгой в руке, а сын молча тащился за ним. Я охотно поверю, что книга была интересной. Только не могу поверить в то, что книга была интереснее сына, самого близкого ему человека!

Древние говорили: «Познай самого себя!» Но как познать самого себя, не зная других людей? Я счастлив, что моя работа помогает мне всматриваться в людей. Иногда это такие интересные судьбы!

 

Однажды у меня на перекрёстке появилась девушка на велосипеде. Для меня велосипедист — это почти родственник, я ведь очень люблю велосипед! А тут вдобавок девушка улыбнулась и так искренне поблагодарила, как будто я перевёл её не через дорогу, а из ада в рай. Она с велосипеда не слезала, поэтому я не успел её как следует рассмотреть. Зато в следующий раз обратил внимание, что у неё лицо приятное и доброе, с несколько монгольскими чертами. Она могла быть наполовину азиаткой. Так прошёл с месяц. Иногда она не пересекала улицу, а ехала по противоположному тротуару. Тогда она махала мне рукой.

Как-то я заметил, что она приближается к переходу пешком. Я встретил её на середине дороги и спросил: «What’s happened with your bike?», мол, что случилось с её велосипедом. «Здравствуйте, отец, ничего особенного, проколола камеру и не успела заменить…» Вначале я даже не успел сообразить, что она обратилась ко мне по-русски… Поразило меня слово «отец»: так обращаются к пожилым мужчинам в российской глубинке. Я же приехал из Украины и, может по своей моложавости, даже бывая в России, никогда не слышал по отношению к себе такого обращения. «Так Вы — русская?!» — «Да, русская, хотя в России ещё не была… Я родилась в Австралии, а родители были оба русские, из Харбина… Я услышала, как вы здоровались с одной женщиной по-русски…»

Понимаю, что несколько смешно звучит: «Мне нравятся москвичи», или «Мне нравятся рижане»… Но что делать? если мне всё-таки нравятся харбинцы? Прежде всего, мне нравится их язык, немного старомодный, зато без новояза… Мне кажется, что они более духовны… Не в том смысле, что они более религиозны, а в том значении, о котором сказал Чичибабин: «Я духом жил, безумец и упрям!..» И то, что эта девушка не только ездит на велосипеде, но ещё и по происхождению из Харбина, прибавило мне к ней симпатии и любопытства необычайно. Я назвал своё имя и спросил, как зовут её. «Абрама» — ответила она, с ударением на втором слоге и протянула руку.

Это был последний день школьной четверти. Основная масса школьников, учащихся «Коуфилд Грамма Скул» уже была на каникулах, а несколько учеников из ближайшей начальной школы пойдут ещё минут через двадцать. По случаю праздника еврейские школы тоже не работали. Людей на улице почти не было, и даже машин было мало. Ничто не мешало мне поинтересоваться, что это за имя у девушки. «О, это длинная история, я боюсь Вам наскучить, — ответила Абрама, и тут же продолжила. — Это имя мне дал мой отец в честь друга моего дедушки. Друг этот был евреем… Папа говорил, что дедушка часто при нём ругал белых. Мол, они действовали дубово и сами подтолкнули евреев к большевикам. И потому оказались разбитыми. Мне трудно что-нибудь сказать про это… Дедушка умер, когда я была ещё совсем маленькой… Теперь и папы уже нет. А мама после смерти папы живёт со старшей сестрой в Англии… Папа мне часто рассказывал про жизнь в Харбине. Особенно последние годы перед смертью».

Мог ли я равнодушно отпустить девушку? «Знаете что, — сказал я, — расскажите мне про свою семью и про дедушкиного друга подробнее, а если не успеете до подхода учеников, доскажете завтра! Только не торопитесь! »

 

«Мой дедушка успел при царе стать офицером оренбургского казачьего войска, а в гражданскую войну служил адъютантом у Колчака, не у самого Колчака, а у кого-то из его генералов, кажется у Копелева» — «У Каппеля, может быть?» — прервал её я. «Не помню, может быть и так… Отец несколько раз называл фамилию этого генерала. Но она какая-то трудная и я, наверное, точно не запомнила… Отец там подружился с одним старшим артиллерийским офицером-евреем. Его все звали Борисом. Дедушка познакомился с ним во время боя с красными. И поразился хладнокровию Бориса в самые опасные моменты…

Когда они оказались в Харбине, то продолжали дружить. Абрам был сыном Бориса и родился вскоре после того, как они поселились там. А дедушка был ещё холост, и женился только в 1935, когда закончил политехнический институт. У них с бабушкой был только один сын, мой отец.

Когда в 1945 в Манчжурию пришли советские войска, то стали арестовывать бывших белых офицеров. И их семьи. Дедушкиного друга забрали первым. А дедушку сперва не тронули. Борис так и сгинул в лагере. Его сын Абрам уцелел чудом. Он рассказывал, что за ним уже пришли двое из Смерша… Абрам очень тогда был настроен просоветски. И даже дедушка… Один только Борис всегда смеялся над обещаниями советской власти… Да, когда пришли забирать Абрама, то тот офицер Смерша, который был постарше, засмотрелся на портреты советских генералов и героев, развешанные по стенам комнаты Абрама. И вдруг он на одном из групповых снимков увидел своего погибшего на фронте отца… Он о нём ничего не знал до этого. Этот офицер попросил снимок, расцеловал Абрама и сказал своему помощнику, что им там делать нечего. И в это время в калитке нос к носу они встретились с дедушкой, который шёл проведать Абрама. И дедушку забрали с собой… Им, наверное, было всё равно кого забирать… Лишь бы план выполнить. И это особенно возмутило Абрама. После этого его любовь к советской власти как ветром сдуло. А когда бабушка побежала в комендатуру, то и её там оставили. А папе тогда восьми лет ещё не было… Отец потом так часто рассказывал про всё это, что я запомнила слово в слово.

И тогда Абрам забрал моего папу к себе. Абрама многие отговаривали, убеждали, что нужно отдать ребёнка в детский дом. А то и самого заберут, чего доброго. Абрам таких советчиков сразу выпроваживал… Мало того, сразу как умер Сталин, стал хлопотать за дедушку и скоро добился его освобождения… Тот уже погибал от истощения… Нет, бабушка к тому времени умерла в лагере. Дедушка говорил, что и папа легко бы погиб, или сделался бы инвалидом… Или затерялся где-нибудь, если бы не Абрам. Дедушка сказал отцу, когда тот вырос: «Если у тебя родится сын, назови его Абрамом». И отец пообещал. Первой родилась моя сестра Аня. Я родилась только через десять лет. И тогда папа не захотел больше ждать и дал имя своего спасителя мне. Русские всегда спрашивают, откуда у меня такое имя, а другие — никогда. Абрама и Абрама себе. Та — Анжелика, а эта — Абрама…»

Так прошло два или три месяца. Я заметил, что Абрама стала несколько сдержаннее, погрустнела. Чувствовалось, что она делает небольшое усилие, мило улыбаясь при встречах со мной. Мне хотелось заговорить с нею. Она, видимо, была очень одинока… Может, я помогу ей добрым словом… Но когда она появлялась, как правило, было очень оживлённо у меня на перекрёстке. Как тут заговоришь?! Помог опять случай. Это была как раз середина четверти, когда у старших школьников делают один день свободным. И тут появилась Абрама. Она обычно не спешивалась на переходе, но на этот раз слезла с велосипеда и подошла ко мне. Я подумал, что она хочет меня о чём-то спросить. Так и оказалось. «Отец, не встречали ли Вы тут молодого человека моего возраста. Рослый, а черты лица, как и у меня, слегка азиатские?» Я ответил, что азиатов тут ходит много, но вот такого парня не помню… Теперь зато буду обращать внимание… Она уже собралась уходить, когда я стал её спрашивать «за жизнь». Она охотно начала рассказывать, что последнее время, перед тем как переехать в Мельбурн, жила в Сиднее… Да, молодые люди были, но всё это как-то несерьёзно. Пока училась, о замужестве вообще не думала, здесь ведь не выходят замуж, пока не закончат основную учёбу… «К тому же отец хотел, чтобы я непременно вышла замуж за харбинца. Нет, он не запрещал мне другую партию, как в одной из сказок Гофмана… Там отец требовал, чтобы его зять тоже был бондарем… Но я не хотела огорчать отца. Да и не попадался мне человек, с которым хотелось бы пройти жизнь. Мама говорила, что прожив с папой около сорока лет, любила его в старости ещё сильнее, чем в молодости. И всегда ей с ним было интересно! А мне мои молодые люди начинали надоедать через полгода… И я решила переехать в Мельбурн, когда узнала, что для моей фирмы здесь требуется представитель. А через месяц я ехала в электричке, когда что-то случилось, и нас высадили на станции Риппонли. Я была, как обычно, с велосипедом, зацепилась за чью-то коляску и упала. Правда, полностью упасть мне не дали чьи-то сильные руки. Я встала, поправила одежду и волосы. И тут увидела парня, который мне сразу очень понравился. Мы разговорились… Электрички долго не было… Видно, что-то серьёзное случилось… Представьте себе, что он тоже родился в Австралии, но родители его были из Манчжурии. Мама была китаянкой, а отец — русским. Говорил он по-русски чуть хуже меня, и мы иногда переходили на английский… А потом опять начинали по-русски. Он со своим отцом недавно побывал в России и Харбине. Ему Харбин понравился. Красивый и своеобразный город. А отец его уехал оттуда расстроенный. Он сказал, что Харбин ему напомнил Чернобыль, где они тоже побывали. Только из Чернобыля вообще ушла жизнь, а из Харбина ушла русская жизнь, русская душа…

Мы, наверное, так взахлёб проговорили целый час, когда наконец пришла электричка. Нас внесло в разные вагоны… Когда я очутилась на Центральной станции, то бросилась искать моего парня. Перед этим я даже имя у него постеснялась спросить. Бегала по всем выходам, но его нигде не было… Боже, подумала я, ведь он был тоже из Харбина, может, это была моя судьба, а я её проворонила…

В это время как раз наше представительство перевели в Сан Килду, и я тоже решила переехать сюда жить… Этот парень где-то недалеко здесь живёт… Я надеюсь встретить его… Да, он успел сказать мне, что живут они вдвоём с отцом…»

Прошёл с месяц. Я теперь всегда обращал внимание на парней, похожих на описанного. Один раз даже заговорил с одним по-русски… «Sorry?…» — услышал я в ответ. Это явно был не тот. И Абрама каждый раз смотрела на меня как-то вопрошающе. Или мне так казалось.

Был хороший теплый декабрьский день, почти канун Рождества. И опять основная масса школьников, учащихся колледжа, уже была на каникулах. Абрама, улыбнувшись мне и поблагодарив, как всегда, пересекла улицу, но на этот раз выехала на тротуар. И вдруг она, еле успев прислонить велосипед к забору, ринулась вперёд. Навстречу шёл рослый парень… Вот и он побежал… Они встретились метрах в двадцати от перехода и бросились друг другу в объятия. По тому, как вздрагивали плечи Абрамы, я понял, что та плачет. Парень молча целовал её голову… Так прошло, наверное, несколько минут. Две еврейские мамы с колясками понимающе объехали пару. И тогда те очнулись. Очнулись, и заговорили. И тут же обнявшись пошли в сторону станции Риппонли, где они встретились впервые. Я молча смотрел им вслед.

И тут я заметил брошенный велосипед. Он сиротливо стоял прислонённый к забору. Тросик с цифровым замком валялся рядом. Уходя с поста, я примкнул велосипед к ближайшему дереву.

 

Сейчас каникулы, и я не хожу на свой переход. На днях я всё же посетил его. Посмотреть, что стало с велосипедом. Тот всё ещё стоит привязанным к дереву. Если через неделю хозяйка не объявится, отвяжу его и подарю кому-нибудь. Совсем ещё хороший велосипед. Только нужно смазать цепь. За это время прошли дожди и она слегка поржавела.


2006, канун Нового года